Выбрать главу

  - Вы - русалки? - Нюрка так испугалась, что забыла, как дышать.

  - Ну что ты, - у самой младшей на вид девушки в глазах заблестели слезки.

  Нюрка хотела было извиниться, но так и не смогла ни вздохнуть, ни пошевелиться.

  - Они - русалки, - меж тем показала пальчиком на подруг обиженная девушка, - а я - мавка! Иди же ко мне, расчешешь мои прекрасные волосы!

  Она начала манить Нюрку тонкой изящной ручкой, а русалки тихо-тихо запели. Их голоса звучали как печальная скрипка, вытягивающая одинокую длинную щемящую душу ноту и грозящая вот-вот сорваться и замереть. Перед глазами девушки от ужаса и нехватки кислорода пошли радужные круги. Только вот они не просто плавали в воздухе, они будто исходили от Анечки.

  - Ведьма! - вдруг завизжали в испуге девушки, прервав странную песню, и нырнули в глубину. Их огромные рыбьи хвосты махнули, и в каждой чешуйке отразилась радуга.

  Сразу же пахнуло неприятным и нелюбимым девушкой запахом свежей рыбы.

  - Нюрка! - окрик матери привел ее в чувство. Она вздрогнула и отвела взгляд от заводи, которая уже вовсю бурлила и исходила паром, выбрасывая на поверхность погибшую в кипятке рыбу. Вода уже кишела белыми брюшками. - Стервозина ты подколодная! И пошто мне такая мука-то! Живо на вокзал!

  Аня спокойно отошла от воды и медленно, изучающе, будто впервые, обозрела все вокруг. Берег озера прятал под камнями мелких тварей, водная гладь клубилась причудливыми туманными призраками, косогор сиял изумрудной, еще не успевшей выгореть на солнце травой, чернеющий вдали лес манил лапами вековых сосен. Девушка вдохнула солоноватый, пахнущий тиной и свежескошенной травой воздух, а потом открыто и смело взглянула на мать.

  - Мама, - спокойно сказала она, прерывая режущий слух визг, - а не пошла бы ты... сама на вокзал.

  Мать замолкла на полуслове, просто не веря своим ушам. Никогда ее дочь не позволяла себе не то что грубить, а даже сопротивляться. Характер у нее... мягкий.

  - Да как... Да как ты смеешь! - голос матери глухой поначалу, зазвенел злостью.

  Она бы и еще что сказала, но взглянув в глаза дочери, замолчала, лишь открывая рот, словно те сомы, которых она глушила, молотя по голове старой поломанной битой. Ее Нюрка, на которую она поглядывала с жалостью, когда думала о возможных дочерних женихах, изменилась. Ее глаза распахнулись и засияли васильковой заманчивостью, волосы заблестели, превратив серые пряди в серебристые, отливающие благородством, черты лица истончились, делая четче полукруги бровей и заметнее ресницы. Без следа исчезли детская несуразность и припухлость, оставив заманчивые округлости бедер и выпирающую грудь, которой в миг стала мала вся одежда.

  - Ну ты... это, - мямлила мать, - иди домой.

  Аня ничего ей не ответила, развернулась и не спеша отправилась к деревне. Девушка была ошарашена. Если для матери ее дерзкое поведение стало сюрпризом, то для нее - шоком. Мало того, что нахамила, так ведь еще и стыда - ни на грамм. Как будто вдруг в единый миг поменялось все мировоззрение. Хорошо это или плохо?

  - И еще вот что, - не оборачиваясь к матери твердо произнесла девушка, - не смей меня называть Нюркой! Я - Анна.

  Мать даже не кивнула. Старое имя, которым она всегда кликала дочь, умерло.

  Внешнее преображение Анны, остававшееся тайной для самой девушки, стало первой деревенской новостью. По возвращению домой не прошло ни единой минуты, чтобы к ним не заглянул кто-нибудь из соседей. И если мать так и ходила по хате пришибленной рыбой, то Аня хмурилась, бегая то за солью, то за хлебом, то за лаврушкой, которые вдруг одновременно закончились во всей деревне.

  Заслышав в очередной раз лай разъяренных собак, девушка не выдержала, обернулась к посетителю и сказала в сердцах:

  - Да что б ты провалился!

  Земля под ногами стоящего у ворот бородатого мужика, который скорее всего, пришел сшибить недостающий на "пол-литра" полтинник, вздохнула, забурлила, словно живая, и засосала любопытствующего под оглушительные визги толпы.

  - Ведьма! - супружница исчезнувшего мужика ткнула в Аню пальцем. Потом она упала на колени, сорвала косынку с головы и, пытаясь утереть так и не показавшиеся слезы, а еще вернее, скрыть от народа их отсутствие, завыла на всю деревню. - За что ты маво мужика сгубила, проклятущая? А-а-а-а! И как же я тепереча буду дни вековать без маво ясна сокола? Да и куда тока милиция смотрит?