Выбрать главу
кресло Хокаге. Посмотрел на тяжело дышащих товарищей и тактично уточнил, не помешал ли он. Те посмотрели на него, как на вновь вернувшуюся Кагую, и готовы были растерзать. Хваленая выдержка Учих не позволила Саске испуганно отпрянуть к стене, но вот инстинкты шиноби все же были сильнее — его рука уже зажимала рукоять куная. Разъяренный, как дикий буйвол, Хатаке молча выпрыгнул в распахнутое настежь окно, чуть не снеся с подоконника документы. Рассерженная Сакура, быстро вспомнив, зачем именно пришел друг, всунула ему в руки заранее приготовленный пакет и бесцеремонно выпихнула из кабинета, закрыв перед утонченным учиховским носом дверь. Ступор, шок, недоумение — столько эмоций на лице Саске Наруто давно не видел. Им бы успокоиться, побыть пару деньков врозь, подумать хорошенько, остыть… Но, как говориться, хер там плавал. К вечеру Какаши срочно был вызван в кабинет к Хокаге, в котором уже стояла игнорирующая его Сакура. Их ждала секретная миссия. Все было просто и в то же время сложно: им нужно было забрать свиток у одного торгового купца из страны Земли, а взамен отдать свиток купца из страны Огня. Но на этом их задание не заканчивалось: им требовалось стать приманкой и помочь Шикамару, как бы это противно не звучало, вычислить, кто из своих сливает информацию третьей, очень заинтересованной стороне — купцу из страны Ветра. Так же, по добытым Нара данным стало известно, что им ещё придется вступить в схватку и уничтожить подосланных толстосумом наемников. Если среди деревень шиноби и восстановился крепкий, нерушимый мир, то в политических интригах самих стран все еще продолжались разного рода несогласия и взрывоопасные трения. Для такой важной миссии Тсунаде никого и не искала, она понимала, что настолько важное дело может доверить только им. Притом эти двое и так уже порядочно засиделись: Сакура вечно торчит в больнице или в академии шиноби — проводит курсы для подрастающего поколения; Какаши же помогает Ибики контролировать все дела в АНБУ и самолично просматривает дела поступающих новичков. Прогулка им не помешает, пускай разомнутся. Ровно через час две невидимые тени покинули крепко спящую Коноху. С той ночи прошло четыре дня. Свиток благополучно перекочевал в руки к вельможе, а шиноби получили другой взамен. Никаких церемоний, никаких ночевок — поздоровались, обменялись, попрощались и сразу же ушли. Купец, надувшись индюком, буквально терпел присутствие шиноби и не желал обременять себя лживым дружелюбием. Из-за недавней войны у него были серьезные убытки, и он еле-еле восстановил свои дела до былого уровня, поэтому сейчас от вида этих воинов его носило, как дурного барана, от злости. Хотя услугами шиноби он пользовался регулярно. Вот такая вот ирония. А вот Хатаке этот надменный осёл вообще был до фонаря. Делать ему нечего, как только разбираться в причинах дурного настроения заносчивой знати. У самого сейчас в голове каша. До родного «Листа» оставалось всего полтора дня пути. В необъятных стволах и пышных кронах деревьев терялись теплые солнечные лучи, начинал подниматься прохладный ветер. Всю дорогу, ни Какаши, ни Сакура не проронили и слова — обида застряла в горле. Шли не спеша, как случайные попутчики. Но за долгую совместную службу они научились понимать друг друга и без слов — свернули вместе к лесной поляне, разожгли костер и плотно поужинали. А теперь вот сидят и думают, когда наконец прекратиться эта немая «забастовка» и кто вообще виноват в случившемся. В головах звенело лишь одно слово: «Оба». Не поняли друг друга, пошли на поводу у чувств, раздражение от каждодневной рутины и усталость подкинули дровишек в огонь, наговорили гадостей ни за что. И кому наговорили? Тому, кто любит больше жизни и всегда принимает? Ну это же идиотизм ведь какой-то! «Не мужик — дебил конченый!», — отчитывал себя Хатаке, попутно подыскивая нужные слова для извинений. Злоба, конечно, выветрилась давно и слегка начинала грызть совесть. Ничего же ведь по сути не произошло, ну захотелось пареньку выпендриться и закадрить красивую девушку, дело-то молодое. Он сам в своё время не раз так нахрапом приставал к медсестричкам в госпитале. Да и Сакура повода для ревности не дала никакого, Какаши же заметил и сжатый кулак, и злые глаза, и предвкушающую улыбку, с которой она всегда неслась на противника в бою. И он ведь как старший, да и просто как мужчина, не имел никакого права орать на неё и раскидываться обвинениями не разобравшись. И куда спрашивается делся его хваленый самоконтроль? Они не говорили чуть больше недели, а у Какаши уже начался самый настоящий «голод» по Сакуре. Он привык с ней разговаривать по вечерам: под приятный аккомпанемент травяного чая они вместе обсуждали техники или новые препараты, разбирали интересные сплетни, а иногда и просто молчали — тишина была уютной, теплой, приятной. После двух кровопролитных войн и бесконечных утрат друзей и близких, ему этот покой был необходим, как кислород. И Сакура его безвозмездно дарит. А их ночи… А их великолепные, полные страсти и чувственности ночи, которые только от мимолетного воспоминания о них заставляют в блаженстве закатывать глаза и выравнивать вскочивший пульс. Как ему теперь без всего этого жить? О том же думала и Сакура. Вот какого хера она ступила и врубила тормоза? Не могла что ли сразу по саням съездить этому выскочке? К ней ведь и раньше подкатывали, и, слава Ками, Какаши об этом не знает, но заканчивались эти попытки сразу и насовсем, как только ухажёры видели её злые глазищи. А если и это не помогало, то тихое «проведу внеплановую кастрацию» окончательно отбивало охоту даже у самых настырных. Нет, ну вы подумайте! Разозлилась на этого сопляка-идиота, а наорала на Какаши. Ну не дура ли? Да и вообще, может уже пора отменить этот запрет о неразглашении? Они ведь любят друг друга, так пускай все знают, и плевать ей на их мнение с горы Хокаге. Пусть судачат, пусть перемывают кости, главное, чтобы у них больше не возникало подобных ссор, и Какаши больше не переживал по чем зря. Тихий шорох заставил Сакуру вздрогнуть и поднять голову — совсем она что-то из реальности выпала. Замерла и опустила виновато глаза. Какаши поднялся с насиженного места и, обойдя костер, присел рядом с ней на заваленное, поросшее мхом дерево. Заправил ей за ухо длинную розовую прядь, осторожно и очень аккуратно взял её за руку, нежно провел шершавым пальцем по костяшкам, как бы прося посмотреть на него. Сакура посмотрела. — Ты не замерзла? — а хотел ведь сказать совсем другое. Но, кажется, эти слова прозвучали куда лучше, чем банальное «прости». Под веками Сакуры начали закипать слезы, а губы сами собой разошлись в нежной улыбке. Она притулилась к мужскому плечу и положила на него голову. Довольно, как одомашненная кошка, потерлась щекой о грубую материю джонинского жилета. Остатки плохого настроения быстро испарились. Какаши всегда о ней заботится, чего только стоят подаренные им на их первый совместный новый год длинные шерстяные носки в полоску со смешными помпонами. — Какаши, вот скажи мне, почему ты полюбил такую дуру? — в носу начинало покалывать. — Ты же о-го-го какой красавец, добрый, заботливый, а встречаешься со злым гномом, который вечно треплет тебе нервы. — Ну, допустим, о том, что я красавец писаный, знаешь только ты, — Хатаке горделиво вздернул подбородок и поправил свою неизменную маску. Сакура усмехнулась. — И добрым и заботливым я бываю только с тобой. Что же еще? — потер пальцем подбородок и, сурово сдвинув брови, сделал вид серьезной задумчивости. — Ах, да! Я очень люблю гномов, ещё с детства. Они такие ворчливые, маленькие, но сила у них безграничная. Иной раз я просто поражаюсь, как ты бываешь на них похожа, а уж когда ты начинаешь мне трепать нервы или кричать, то тогда я прям ух как завожусь! — Дурак, — девушка, посмеиваясь, легонько ударила Какаши по доверительно подставленному лбу. — Ну, а вот все же, я ведь никогда не задавала тебе этот вопрос, так что, будь другом, ответь мне. — Сакура чуть придвинулась и внимательно посмотрела в глаза своему мужчине. — Хатаке Какаши, за что ты меня любишь? — За что? — мужчина посерьезнел и медленно перевел взгляд на усыпанное звездной крошкой небо, призадумался. Через полминуты он опустил голову и посмотрел в обворожительные, по-детски веселые глаза. — Наверное за то, что это ты, — просто ответил Какаши, качнув плечами. У Сакуры от этих слов перехватило дыхание. — Ты нежная, ласковая, мягонькая вся такая, что аж прям затискать хочется, — мужчина обхватил её руками и сильнее прижал к себе, потираясь щекой о мягкие розовые волосы. — Ты часто злишься и ругаешь меня, но я знаю, что так ты показываешь мне свою заботу. Причитаешь, что больше лечить не будешь, а у самой всегда руки дрожат, когда латаешь. Делаешь все настолько аккуратно, что даже шрамов не остается. В мое отсутствие часто забываешь поесть сама, но как только с миссии прихожу я, ты накрываешь шикарнейший стол и готовишь исключительно то, что мне нравится. Обнимаешь, целуешь, терпишь меня такого извращенца, когда я дразню тебя и читаю вслух книжки покойного Джираи. Да даже когда ты просто смотришь в мою сторону, мне уже хорошо. Так как я могу тебя не любить? И вот как после этого она может что-то сказать? Тут даже пикнуть не получается, все легкие свернуло тяжелым удушающим спазмом. Слезы нескончаемой радости зас