***
Тишина. Напряженная, тревожная, давящая. Утро было пасмурным, на небе клубились тяжелые хмурые тучи, еще немного и из небесной реки на землю обрушится нескончаемый ливень. Недалеко догорали раскуроченные деревья, их массивные, толстые корни торчали в разные стороны, словно скрюченные пальцы злой колдуньи. На образовавшемся от недавней битвы внушительном кратере в разброс валялось семь обезображенных, изуродованных тел: где рука оторвана, где нога вывернута, где внутренности наружу, где грудь пробита насквозь. Густая кровь заливала Какаши рот и ему приходилось постоянно её сплёвывать наземь и заходиться в новом приступе кашля — сломанным ребром проткнуло лёгкое. Воздух с хрипом прорывался сквозь стиснутые от боли зубы, когда он старался ровно вдыхать. Левая нога буквально висела на треснувшей кости ободранным мясом. Наспех наложенный жгут плохо справлялся со своей задачей — проклятая кровь никак не хотела оставаться в ослабшем теле. Закинув в рот еще несколько пилюль, мужчина посильнее стукнулся затылком о дерево, чтобы не уснуть — сознание ускользало от него, будто дождевая вода в сточную канаву. Руки тряслись и все больше немели, ледяная лапа холода пробиралась до самых костей и распространяла по телу мелкий тремор. Мутный, расплывчатый взгляд полуприкрытых серых глаз поочередно останавливался то на темнеющем от туч лесном горизонте, то на полуживой любимой. Правая рука с силой зажимала обширную рану на груди лежащей посреди его ног Сакуры. Её дыхание с каждой минутой становилось все тише, изо рта струилась тонкая красная ниточка. Хатаке прижимал онемевшую руку сильнее и вновь себя сдерживал, боясь навредить ей еще больше. Почему же кровь не останавливается? Паника, злоба, страх — всего было так много, что переизбыток этих чувств буквально распирал его изнутри. Как он мог это допустить? Прокручивая вновь и вновь в мозгу кадры их недавней схватки, Какаши в сотый раз проклинал себя за медлительность и за собственную, так не к месту прорезавшуюся слабину. Сначала, как ненужное пушечное мясо, на них с ходу налетели простые джонины, стоило им только выйти из леса. Справится с ними у шиноби Конохагакуре не заняло много времени, но чакры и сил эта возня затратила прилично. И вот, буквально через час, когда последнее мертвое тело, отправленное Сакурой в полет, грузным мешком приземлилось у ног стоящей до этого в стороне парочки, для ниндзя «Листа» началась поистине смертоносная битва. Какаши достался высокий, худой, как тростина, молодой мужчина, в руках он держал такой же длинный, густо усыпанный по всей длине острыми акульими зубами хлыст. Нукенин из «Тумана» умело им владел, и Копии приходилось постоянно быть в движении, чтоб не попасться в очередную ловушку. Водные техники противника размывали землю, от чего ноги Хатаке постоянно скользили и замедляли его. Сакура вступила в схватку с невысоким, но ужасно шустрым юношей из «Облака». Его орудие ни в чем не уступало в своей смертоносности оружию напарника — тяжелый, увесистый катар в мальчишеских руках казался легкой флейтой. Тайдзюцу малец тоже владел превосходно, почти так же, как и Ли, и Сакуре пришлось изрядно попотеть с ним. Но вряд ли он смог бы сравниться с той жестокостью и силой, с которой её шпыняла по тренировочным полям Тсунаде. Её победа была лишь вопросом времени. Удары сыпались один за другим, деревья натужно скрипели и ломались под гнетом очередных техник или удара ирьерина. Они кружились по лесу нещадным вихрем, снося все на своем пути. Ближе к рассвету обе воинствующие стороны были сильно потрепаны и вымотаны до предела. Уже под самый конец битвы, Какаши допустил одну роковую ошибку: пропустил сильный удар в грудину, и пока его тело отлетало к ближайшему дереву, вокруг его ноги, чуть выше колена, оплелась зубастая лента хлыста. Отступник с силой дернул рукоять на себя, практически отрывая Копирующему ногу. Хатаке не смог сдержаться… Боль была резкой и немыслимой. Из его горла вырвался громкий хриплый выкрик. Сакура, услышав его голос, всего на секунду оторвалась от собственного противника. Эта оплошность стоила ей многого — толстый клинок катара до самого основания вошел в её грудь. Усмехающийся юнец уже был уверен в поражении оппонента, но решил всё же подстраховаться — нажал на маленький рычажок на ладони и лезвие, как речная лилия, «расцвело», разрывая внутренности и кости словно бумагу. Из аккуратного, маленького рта девушки хлынул бурный алый поток. Какаши, держа рукой конец хлыста, неотрывно следил за ней и просчитывал, как можно будет вырваться из капкана и прийти к Сакуре на помощь. Он не нервничал, не дергался, здраво и холодно просчитывал следующие шаги, чтобы не остаться без ноги и уложить двоих сразу одним махом. Сейчас они воины, и на поле брани чувствам нет места. Он потом поможет ей залечить раны, потом пожалеет. Но извилины Хатаке напрягал зря. Его девушка не за красивые глаза носит звание джонина и ветерана великой войны — так позорно загнуться она просто не смеет. Сакура схватилась окровавленной рукой за ранившую её конечность наемника и сжала её со всей своей нечеловеческой силой. Через секунду по лесу разнесся противный звук ломающихся костей и душераздирающий крик. Но на этом ирьерин не остановилась: вытянув из груди клинок, она потянула за что-то отдаленно напоминающее мужскую кисть на себя, сжала вторую руку в кулак и с размаху ударила наемника в голову, вкладывая в удар не дюжую силу. Ошметки мозга и костей веером разлетелись на добрые сто метров. Тряхнув головой и вновь вернув внимание на эту глисту с плетью, Какаши сложил печати и активировал Чидори. Покрепче перехватил хлыст рукой, плотно его фиксируя, оттолкнулся здоровой ногой от дерева и прыгнул. Замешкавшись, туманник не сразу увидел столь стремительных движений. Две секунды и в лесу на один предсмертный вопль стало больше. Рухнув рядом с поверженным наемником, Какаши быстро отмотал от своей изувеченной конечности эту штуковину, встал на карачки и поднял голову, пробежался воспаленными глазами по развороченной местности. Обомлел, когда его взгляд споткнулся о розовую макушку, выглядывающую из-за бугрящихся корней чудом устоявшего дерева. В груди взорвалось что-то страшное и ухнуло в недра желудка, скользкие от чужой крови ладони свернулись в кулаки. Собрав последние силы, Копирующий, как бродячая трехногая собака, спешно заковылял в ту сторону. То, что он увидел, повергло его в глубочайший шок. Его любимая, его маленькая девочка, лежала на орошенной алым траве тряпичной куклой и пыталась закрыть плотной марлевой салфеткой кошмарную рану на груди. — Сакура… — Какаши подполз к ней. Примостился спиной к огромному стволу и, раздвинув ноги, потянул её на себя, укладывая поудобнее её голову на своем животе. — Все хорошо… Правда… — Хатаке скептично посмотрел ей в глаза, заменяя её руку своей. — Вижу по твоему лицу — ты мне не веришь, — усмехнулась Сакура, утирая выуженным из сумки бинтом с подбородка кровь вперемешку со слюной. — Почему не регенерируешь? — забрал из ослабшей руки бинт и сам вытер ей лицо. — Лезвие катара было пропитано какой-то чакроблокирующей дрянью… — слова вылетали надрывными, хриплыми, но Сакура старалась делать голос ровным и внятным, она не хотела видеть на любимом лице еще больше паники. — Я сразу… заподозрила что-то неладное, когда он порезал мне руку… — кивнула, указ