пасться в очередную ловушку. Водные техники противника размывали землю, от чего ноги Хатаке постоянно скользили и замедляли его. Сакура вступила в схватку с невысоким, но ужасно шустрым юношей из «Облака». Его орудие ни в чем не уступало в своей смертоносности оружию напарника — тяжелый, увесистый катар в мальчишеских руках казался легкой флейтой. Тайдзюцу малец тоже владел превосходно, почти так же, как и Ли, и Сакуре пришлось изрядно попотеть с ним. Но вряд ли он смог бы сравниться с той жестокостью и силой, с которой её шпыняла по тренировочным полям Тсунаде. Её победа была лишь вопросом времени. Удары сыпались один за другим, деревья натужно скрипели и ломались под гнетом очередных техник или удара ирьерина. Они кружились по лесу нещадным вихрем, снося все на своем пути. Ближе к рассвету обе воинствующие стороны были сильно потрепаны и вымотаны до предела. Уже под самый конец битвы, Какаши допустил одну роковую ошибку: пропустил сильный удар в грудину, и пока его тело отлетало к ближайшему дереву, вокруг его ноги, чуть выше колена, оплелась зубастая лента хлыста. Отступник с силой дернул рукоять на себя, практически отрывая Копирующему ногу. Хатаке не смог сдержаться… Боль была резкой и немыслимой. Из его горла вырвался громкий хриплый выкрик. Сакура, услышав его голос, всего на секунду оторвалась от собственного противника. Эта оплошность стоила ей многого — толстый клинок катара до самого основания вошел в её грудь. Усмехающийся юнец уже был уверен в поражении оппонента, но решил всё же подстраховаться — нажал на маленький рычажок на ладони и лезвие, как речная лилия, «расцвело», разрывая внутренности и кости словно бумагу. Из аккуратного, маленького рта девушки хлынул бурный алый поток. Какаши, держа рукой конец хлыста, неотрывно следил за ней и просчитывал, как можно будет вырваться из капкана и прийти к Сакуре на помощь. Он не нервничал, не дергался, здраво и холодно просчитывал следующие шаги, чтобы не остаться без ноги и уложить двоих сразу одним махом. Сейчас они воины, и на поле брани чувствам нет места. Он потом поможет ей залечить раны, потом пожалеет. Но извилины Хатаке напрягал зря. Его девушка не за красивые глаза носит звание джонина и ветерана великой войны — так позорно загнуться она просто не смеет. Сакура схватилась окровавленной рукой за ранившую её конечность наемника и сжала её со всей своей нечеловеческой силой. Через секунду по лесу разнесся противный звук ломающихся костей и душераздирающий крик. Но на этом ирьерин не остановилась: вытянув из груди клинок, она потянула за что-то отдаленно напоминающее мужскую кисть на себя, сжала вторую руку в кулак и с размаху ударила наемника в голову, вкладывая в удар не дюжую силу. Ошметки мозга и костей веером разлетелись на добрые сто метров. Тряхнув головой и вновь вернув внимание на эту глисту с плетью, Какаши сложил печати и активировал Чидори. Покрепче перехватил хлыст рукой, плотно его фиксируя, оттолкнулся здоровой ногой от дерева и прыгнул. Замешкавшись, туманник не сразу увидел столь стремительных движений. Две секунды и в лесу на один предсмертный вопль стало больше. Рухнув рядом с поверженным наемником, Какаши быстро отмотал от своей изувеченной конечности эту штуковину, встал на карачки и поднял голову, пробежался воспаленными глазами по развороченной местности. Обомлел, когда его взгляд споткнулся о розовую макушку, выглядывающую из-за бугрящихся корней чудом устоявшего дерева. В груди взорвалось что-то страшное и ухнуло в недра желудка, скользкие от чужой крови ладони свернулись в кулаки. Собрав последние силы, Копирующий, как бродячая трехногая собака, спешно заковылял в ту сторону. То, что он увидел, повергло его в глубочайший шок. Его любимая, его маленькая девочка, лежала на орошенной алым траве тряпичной куклой и пыталась закрыть плотной марлевой салфеткой кошмарную рану на груди. — Сакура… — Какаши подполз к ней. Примостился спиной к огромному стволу и, раздвинув ноги, потянул её на себя, укладывая поудобнее её голову на своем животе. — Все хорошо… Правда… — Хатаке скептично посмотрел ей в глаза, заменяя её руку своей. — Вижу по твоему лицу — ты мне не веришь, — усмехнулась Сакура, утирая выуженным из сумки бинтом с подбородка кровь вперемешку со слюной. — Почему не регенерируешь? — забрал из ослабшей руки бинт и сам вытер ей лицо. — Лезвие катара было пропитано какой-то чакроблокирующей дрянью… — слова вылетали надрывными, хриплыми, но Сакура старалась делать голос ровным и внятным, она не хотела видеть на любимом лице еще больше паники. — Я сразу… заподозрила что-то неладное, когда он порезал мне руку… — кивнула, указывая на неглубокую рану на предплечье. — Я стала плохо её чувствовать, удары получались слабыми… Не беспокойся ты так, я живучая, помучаешься еще со мной… — улыбнулась и провела кончиками пальцев по мужской скуле, оставив на ней кровавый след. — Ясно, — тяжело выдохнул Какаши. Дальше ждать не было смысла, промедление смерти подобно. Он молниеносно сложил печати и через секунду в облачке дыма появилась собака, милая рыжая борзая, с бинтами на голове. «Ухей» — пронеслось у Сакуры в туманной голове. Она знала всех собак Хатаке, он сам её познакомил с ними на очередной тренировке. Хотел, чтобы его верная свора знала его спутницу и уважала её, как собственного хозяина. На удивление, стая быстро её приняла и ластилась к ней при любом удобном случае. — Слушаю, босс, — сказал пес, быстро оценивая опытным взглядом сложившуюся обстановку. Хорошего было мало. — В Коноху, за подмогой. Скорее, — четкий короткий приказ. — Слушаюсь, — собака стремительно сорвалась с места, оставляя после себя лишь столб пыли. Вернув уставший, но жутко встревоженный взгляд на любимую, Хатаке похолодел еще хлеще. Сакура закрыла глаза и больше не отзывалась. Прошло уже два часа. Какаши добросовестно считал каждую секунду и зажимал промокшей насквозь салфеткой рану, утирал капельки пота с высокого лба и молился, чтобы помощь пришла поскорее. Устал, грубая кора дерева больно впивалась в позвоночник, ног Хатаке уже практически не чувствовал, лишь монотонная пульсирующая боль в пояснице говорила о том, что пока таковые имеются. Еще раз мотнул головой — проклятый сон так сладко заманивает в свои объятия. — Хорошая моя, держись, уже скоро… — шепчет он, поглаживая девушку по мокрой от пота и редких капель крови макушке. Уговаривает её, как маленького непослушного ребенка. — Ты же у меня сильная, правда? Подлечим тебя и вновь будешь бегать по своей любимой больнице. Хм… Знаешь, мне даже иногда кажется, что её ты любишь больше, чем меня… — Какаши невесело улыбнулся. Осторожно переместил свободные пальцы к девичьей шее — пульс слабоват, но прощупывается хорошо. — Я вот все думал и… Я не решался тебе это говорить, но сейчас, я думаю, самое время… Только, наверное, жаль, что ты меня не услышишь, — мужчина глубоко, насколько это было возможно, вздохнул и закрыл глаза. Собрался, решился, нельзя отступать. — Сакура… мне… мне очень страшно. Этот страх такой плотный, непрошибаемый, что… иной раз я не решаюсь пошевелиться. Каждое утро я просыпаюсь с надеждой, что ты лежишь со мной рядом, и все это не сон, а настоящая реальность. Я очень боюсь тебя потерять. Наверное, пропади ты, и я просто сойду с ума от тоски, — рука замерла, из груди вырвался нервный выдох. — Но ты не бойся, я не позволю этому случиться. И знаешь, как я это сделаю? — Какаши открыл глаза и лукаво улыбнулся, распутывая пальцами пару слипшихся розовых прядок. — Я запрещу тебе выходить на миссии. Знаю, ты будешь злиться, ругаться, драться, натравишь на меня Наруто — он-то уж обязательно тебя поддержит. Но у тебя ничего не выйдет. А знаешь почему? — наклонил голову в бок, как один из его любимых нинкенов. — Потому что мужа ты не посмеешь ослушаться. Я построю для тебя большой дом, а ты будешь сидеть в нем, ждать меня с миссий. Лечить, ругать, но всегда будешь целовать меня на пороге и говорить, что безумно по мне скучала. Хочу… — Какаши запнулся и с силой зажмурил глаза. — Ха-а-а… Сакура, подари мне, пожалуйста, ребенка. Вот с кем вскользь не заговорю об этом, все поголовно хотят мальчиков, как защитников и продолжателей рода. А я… Я девочку хочу. Маленькую, хорошенькую такую и чтоб она обязательно была похожа на тебя. Научусь плести ей косички и хвостики… Представляю даже, как ты будешь над этим смеяться. Буду водить её в академию к Ируке, тренироваться вместе с ней, рассказывать ей истории на ночь… Склонив голову, так, что пепельная челка спрятала глаза, он коснулся её руки, самыми кончиками холодных пальцев, и медленно, ласково двинулся вверх, проводя по влажной ладони, по кисти, тонкому предплечью, по плечу, по мокрой шее, и коснулся, наконец, приоткрытых губ. — Ты только не оставляй меня одного, ладно? Ведь без тебя моя мечта так никогда и не воплотится в жизнь… Не оставляй, слышишь? Какаши, превознемогая боль, нагнулся и запечатлел на похолодевших губах любимой горячий, чувственный поцелуй. Руки ослабли, покинувшее последние силы тело начало заваливаться на бок. Больно ударившись плечом о торчащий корень, Какаши поморщился от вновь вспыхнувшей боли в грудине. Веки нещадно смыкались и затягивали сознание в небытие. Не дождется, сил уже совсем не осталось. Ну и пусть, самое главное, что он это сказал, и теперь не будет со