– Может, это была шутка? – громко и весело возразил голос Мэгэн. «Но она никогда не говорит гадости. Во всем всегда виновата Эля. Нет, Роберто – я не хочу больше быть с мужчиной, который подобным образом относится ко мне. Ни за что! Это просто чудовищно, такая слепота и несправедливость! Решено: как только я найду работу, забуду о тебе, как о дурном сне. Но как же мне это сделать, если я все еще – несмотря ни на что! – люблю тебя?».
Что такое норма?
Утром Эля робко спросила Роберто (надеясь, что он уже отошел): –Я собираюсь готовить ланч. Ты будешь рыбу с картошкой?
– Да.
– Может, лучше пасту сварить? А вместо трески котлеты пожарить?
– Элли! Я работаю! Ты видишь!
– Хорошо-хорошо! А салат бу…
– Элли! – но он же сам просил все спрашивать и уточнять! И она так и не поняла, хочет ли он салат – и какой?
Когда из кухни потянуло аппетитным запахом жареной трески, Роберто заглянул туда, улыбнулся: – Вкусно пахнет!
Однако когда Эля вошла в living room с тарелками, увидела: он опять постелил скатерть только на себя. Ставить тарелки и чашки без скатерти на стол в гостиной Роберто запрещал. Она пошла на кухню, взяла салфетку, вернулась в гостиную.
– Ты опять забыл накрыть на стол и на меня тоже? Это становится традицией! – попыталась пошутить Эля. Роберто ничего на это не ответил, только нахмурился.
Минут через десять, когда они уже заканчивали трапезу, он вдруг заметил: – Ты делаешь очень много замечаний другим людям, в то время как сама далеко небезупречна. Почему ты уверена, что ты сама совершенство? – Эля чуть не подавилась. Она делает слишком много замечаний другим людям?! Она ко всем придирается, а не он сам или Мэгэн?! И Эля никогда не говорила и не думала, что идеал во всем! Она ни в чем не идеал, и отлично это знает. «Что за ахинея?!».
– Я не постелил скатерть на тебя, потому что просто задумался, – раздраженно продолжил Роберто. – Пять лет я ел ланч всегда один, или с Джошуа по выходным. Теперь мне трудно враз изменить свои привычки.
– Понятно. Извини, если тебя обидела моя шутка.
Роберто опять не сказал спасибо за ланч. Он видел, что у Эли выступили слезы на глазах, но никак не отреагировал. Она поднялась наверх, умылась, спустилась вниз. Роберто мыл посуду. С довольной улыбкой посмотрел на нее – глаза Эли все еще были красными. Потом итальянец сел за свой ноут, по-прежнему не сказав ни слова. Абсолютно чужой и непроницаемый! Эля тоже не стала говорить ему ничего. Она думала: «Сколько еще раз Высшие силы, или что там распоряжается людскими судьбами, должны со всей силы шваркнуть тебя мордой об стол, чтобы наконец дошло: это не твой мужчина? Когда ты это поймешь? Пока от тебя не останется обгоревший каркас? Роберто начал меняться просто до неузнаваемости! До пугающей неузнаваемости… Впрочем, возможно, он таким и был, просто раньше старался держать себя в руках, как поначалу все с незнакомцами. А теперь расслабился».
Или Роберто только с ней такой? Нет, он сам сказал: «Когда-то я был очень жесток и с Даниэлой тоже» – наверно, когда выманил ее в Лондон. Но она очень быстро ему надоела, пока была обузой, как сейчас Эля. И он точно так же ее выгнал. Роберто в целом порядочный, конечно, но его терпимость как-то уж слишком быстро истощается. И начинает оборачиваться своей противоположностью. Клайв бы так не поступил со своим другом! Хотя, откуда она знает?
Эля вспомнила об эксперименте Филипа Зимбардо: этот американский психолог набрал из студентов добровольцев, совершенно нормальных людей (главным критерием отбора было именно отсутствие отклонений в психике) и разделил на две группы. Одним досталась роль заключенных, другим надзирателей, которые должны были поддерживать порядок и пресекать побеги. Ученый хотел выяснить, в чем причина тюремных зверств, широко распространенных по всему миру – в садистических особенностях личностей тюремщиков или же виноват сам принцип, отдающий одних людей в полное подчинение другим? Результат превзошел все ожидания: на то, чтобы надзиратели превратились в типичных садистов, а заключенные в жалкие существа, потребовалось всего пять дней! Даже самые убежденные пацифисты из числа тюремщиков вскоре вели себя как настоящие психопаты: они не только били “преступников”, но и бросали их в карцер за улыбку, заставляли стоять всю ночь в строю, и тд.
Еще оказалось, что в подобных условиях мучители воспринимают свое поведение как норму: эксперимент Зимбардо был прерван только после того, как его увидела и резко осудила невеста профессора – сам он тоже забыл про жалость и не осознавал, насколько чудовищно все происходящее. В итоге Зимбардо сделал следующий вывод: если один человек имеет над другим неограниченную власть, а этот второй в силу каких-то причин (отсутствие денег, жилья, других близких людей) вынужден подчиняться, неизбежно появляется жестокость. Вот и Роберто стало просто не узнать. Он понял, что Эля полностью от него зависит до тех пор, пока не нашла работу. А когда еще это будет! Плюс она мешает ему работать – вернее, уже не мешает, ее теперь почти нет, но… Но видно, неосознанно он решил, что получил индульгенцию на то, чтобы вытирать о нее ноги.