Совсем рядом зашуршали раздвигаемые кем-то ветки и послышались осторожные шаги.
Мы пошли на звук шагов. Среди молодых сосен обнаружили притаившихся там Велу и ее сестру Геру, Крума Гинчева, Георгия Шулева и еще двоих парней. Немного погодя появился и запыхавшийся Стоил Гылыбов. Мы пожимали друг другу руки, перешептывались.
Был второй день пасхи, и ребята принесли с собой много еды: огромные белые караваи, мясо, слоеные пироги. Молодому партизану легче сохранить спокойствие в бою, чем при виде такого изобилия! Все это мы распределили по котомкам, узлам, бумажным пакетам.
— Но как же мы понесем столько? — удивился Кочо. — Нет ли у кого-нибудь рюкзака?
Оказалось, что Вела была предусмотрительной и захватила с собой рюкзак.
Хотя у нас от голода сводило скулы, но из гордости мы не притрагивались к еде. Вела подошла ко мне с раскрытым пакетом в руках:
— Угощайся, Цветан! Христос воскрес!
Та же давно знакомая мягкость в голосе, та же шутливая интонация.
— Воистину воскрес… — И я взял кусок слоеного пирога.
Рассвет застал нас уже в горах. Огромный красный диск солнца показался над зазубренными скалами горы Градище.
Вела шла впереди. Ремни ее тяжелого рюкзака впивались в плечи. Шагала она с трудом, но я чувствовал, что она твердо решила идти впереди всех. И не только сейчас — всегда, несмотря на опасности, повсюду, куда бы ни привел ее долг.
В лагере нас встретил комиссар Атанас Ненов с еще несколькими партизанами. Они держались бодро, чтобы приободрить девушек. Но мы валились с ног от усталости и тут же легли спать.
Вечером Атанас Ненов собрал нас для беседы.
— Так как коммунистическое движение началось с теории, — сказал он шутливо, — то первый день для новых партизан также должен начаться с кое-каких наставлений.
Я наблюдал за Велой. Она сосредоточенно слушала комиссара, а он продолжал:
— Если кто-нибудь верит выдумкам о романтике партизанской жизни, пусть возвращается, пока еще есть время. Вам же, девушки, будет вдвойне трудно. Так что…
Вела слушала, теребя дужку очков, потом резко тряхнула головой и сказала:
— Вы предупредили нас об опасностях и о том, что можно вернуться… А теперь скажите, что нам предстоит делать.
Вела посмотрела прямо в глаза Атанасу Ненову, и это, кажется, его смутило.
— Ты вроде бы сердишься? — спросил он.
— Сержусь! Мы пришли сюда не для того, чтобы возвращаться.
Такой Велу я не знал. Голое ее звучал столь решительно, что мы почувствовали себя неловко.
— Ну хорошо! — улыбнулся Ненов. — Раз вы так решили, добро пожаловать!
Так Вела стала партизанкой.
В моей памяти сохранился один, может быть, несущественный эпизод, но с течением времени он кажется мне все более значительным.
Вела забрала из лавки своего отца довольно много мыла. Наверное, на нее произвели впечатление наши грязные рубашки и шеи. Она развязала узелок из домотканого полотна, и в нем оказалось прекрасное белое мыло с изображением петуха. По-настоящему добрые люди не любят разыгрывать из себя благодетелей, и Вела, стараясь преодолеть смущение, начала раздавать мыло всем подряд. Покончив с этим делом, она взмахнула платком и виновато улыбнулась:
— Больше нет…
— Бакалея обанкротилась! — рассмеялся Георгий Шулев.
— А сама что, без мыла осталась? — спросил я.
Вела посмотрела на меня так, точно я задал абсолютно бессмысленный вопрос, и ответила:
— Пока я стану такой же грязной, как вы, мы снова найдем мыло.
Мы совершили нападение на лесное хозяйство Кьошка. Георгий Кацаров с группой из сорока партизан окружил лесничество и населенный пункт, а мы направились к фабрике, пробираясь между огромными бревнами, штабелями досок и балок. Рабочие с изумлением смотрели на нас.
Несколько партизан проникли в здание фабрики. Люди, работавшие в просторном помещении, замерли на своих местах. Машины работали вхолостую — никто не обращал на них внимания.
— Товарищи! Остановите лесопильные рамы! — крикнул Георгий Чолаков. — Хватит вам работать на немцев!
В цехах фабрики появились и остальные партизаны. Рабочие, поняв, в чем дело, стали останавливать машины. Иные, догадавшись, что мы собираемся поджечь фабрику, встревожились за работу, за кусок хлеба. Одна женщина упала в обморок. Вела бросилась приводить ее в чувство, намочила платок и положила ей на лоб. Женщина раскрыла глаза и, увидев склонившуюся над собой партизанку, которая что-то говорила ей, уставилась на нее ошалелыми глазами, словно поражаясь, что та умеет говорить человеческим голосом.