Я зафыркал, держась за изрядно болевший от сдерживаемого смеха живот – Исмо был потрясающе прозорливым, в чём-то не по годам мудрым, но когда дело касалось чего-то заковыристого, ему проще было спросить прямо, нежели ломать голову над загадкой. Впрочем, иной раз в его мыслях что-то щёлкало, и он практически сразу догадывался о множестве вещей, которые простой человек не понял бы при всём желании. Без путного объяснения, разумеется.
– Не так-то всё просто, – цокнул языком я. – Трон и земли царства были зачарованы очень могущественным волшебником, и его чары распространились на всё царство и жителей. Убрать скелет с трона ещё ни у кого не вышло, а все, кто пытался провозгласить себя новыми правителем, умирали в мучениях.
– Но что мешает людям там жить?
– А кто сказал, что там никто не живёт? – хмыкнул я. – Никто этим царством не может править, но кочевники чувствуют себя там вполне вольготно.
Исмо кивнул, но больше каким-то своим мыслям, поправил заплечный мешок и пошёл дальше. Меня забавляло, как Клинок погружался в себя и подолгу молчал, сохраняя на лице угрюмую маску отчуждённости. До следующей интересующей его вещи.
Как и я, Исмо отправился в путь налегке. Он ничем не выдавал в себе принадлежность к Очищению, разве что мелькало что-то такое тяжёлое в его тёмных глазах, но такие проявления запросто списывались на мрачность характера и образ опытного наёмника. В отличие от легкомысленного господина книгочея, юноша взял с собой короткий меч и был готов выступать в роли телохранителя не только на словах. Денег что у меня, что у Исмо было впритык – возникни нужда в них, и я легко заработал бы на еду и кров, а Клинок мог достать из потайного кармана печатку Очищения, и в любом храме или монастыре нас бы встретили как дорогих гостей.
Шли мы споро, а потому прибыли в следующее место отдыха сильно раньше, чем планировалось, и после плотного ужина в трактире – во время которого у меня разыгрался жуткий интерес выманить из спутника хоть что-то, но Клинок на провокации не поддавался – поднялись в снятую комнату и предались ленивому ничегонеделанью – до отхода ко сну оставалось ещё порядочное количество времени. Исмо улёгся на кровать прямо в одежде и погрузился в чтение какой-то религиозной книги. Я же занял единственный стол, чтобы записать в дневник события последнего дня – многое легко забывалось, из-за чего в голову пришла идея вести летопись собственных странствий, дабы не упускать какие-то, возможно важные, моменты. Толстенная тетрадь всегда висела в особом креплении у меня на поясе вместе с обёрнутым в пергамент грифелем. А когда предоставлялась возможность, я доставал истрепавшееся перо и баночку чернил, обводя черновые записи и дописывая новое.
– Они проверяют тебя, – в никуда произнёс Исмо, изрядно напугав мрачным тоном, от чего на белой странице тетради появилось быстро расползающееся чернильное пятно.
Я повернулся к нему и в удивлении вскинул брови. Подобное откровение стало для меня полной неожиданностью – как-то постепенно стало привычным не слышать ни слова о его задании и плыть по течению неизвестности, наслаждаясь путешествием вместо какой-то там цели. А тут, видимо, Исмо что-то думал себе и, наконец, надумал, сочтя невольного спутника годным для знания истины.
– В смысле? Узнать, не замешан ли я в противозаконных делах? Вы так за всеми книгочеями слежку устраиваете?
Клинок отложил книгу и сел на кровати, скрестив ноги и с ехидной улыбкой глядя на меня. Жаль, что залезть в его голову я не мог, иначе бы точно воспользовался подобной способностью, чтобы узнать, что же там творится.
– Это не основное задание, но твоя персона вызвала подозрения. Уж не знаю, за кем там ещё следят, но перед тобой таиться больше не вижу смысла.
– Вот так вот просто? Поверишь, что я ничего не замышляю?
– А ты замышляешь? – без тени шутки спросил Клинок.
– А ты хочешь поучаствовать? – съехидничал я, не оставшись в долгу.
Исмо медленно моргнул. Склонил голову к плечу, растянул на губах улыбку и хмыкнул. Сейчас он чувствовал себя не только могущественнее, но и в чём-то старше, опытнее и мудрее. А может, он таким и был ныне – в отличие от меня, всеми силами скрывающего нечестивые помыслы и истинную сущность. Ух, какие они ужасные, эти ваши книгочеи!.. Точно-точно все поголовно замышляют недоброе против Церкви.
– Если да, то что? – прищурившись, полюбопытствовал он.
И всё-таки он не разочаровал – показная угрюмость только показной и являлась. Чувство юмора всегда прорезается сквозь нацепленную поверх лица маску.
– Придётся что-то придумывать и куда-то вляпаться. Не разочаровывать же тебя.