Поражённый моими словами, Клинок затих и покорно следовал по бесконечной веренице ступеней – её начала делать ещё Лэссгья, пытаясь облегчить путь наверх такому редкому, но желанному гостю как я. По словам Беса, она так и не успела доделать лестницу, смерть забрала её раньше. Но сын продолжил и это дело матери.
Жилище Бесльо отличалось необычайной просторностью – на первый взгляд небольшая, пещера выводила к проходу наверх утёса, где в укромном уединение посреди ельника уютно стояла изба и пристроенная к ней кузня. Ещё издалека был заметен тонкий дымок, отчего селяне принимались осенять себя и свои дома святым знаком, боясь, что гуляющие на шабаше ведьмы и колдуны захотят наведаться к ним. Однако то был всего лишь разожжённый горн Бесльо. Я надеялся, что прошедшего времени ему хватило на выполнение внезапного срочного заказа.
Вопреки ожиданиям, при виде рогатого мужчины, похожего на порождение тьмы, Исмо не стал молиться Единству, не обвинил меня в ереси и предательстве. Он только крепче вцепился в свой браслет, искоса глянул назад и медленно, не теряя достоинства, поклонился. Бесльо, впрочем, смог пошатнуть его каменное выражение лица – кузнец, кивнув мне как старому знакомому, встал перед Клинком на одно колено.
Я поморщился. Лэссгья, в отличие от сына, никогда не придавала особого значения ритуалу. Для неё он ощущался как весёлая игра, возможность проверить мастерство, а после – превратился в нескончаемую рутину. Каковым уже давно являлся для меня.
Бес провёл нас внутрь дома – мы продолжали хранить заунывное молчание, но никому оно не казалось натянутым или фальшивым. Исмо понимал, что никто не станет отвечать на его вопросы. Бесльо боялся чем-то помешать мне. А я…
Я хотел, чтобы всё закончилось как можно скорее.
***
– Зачем все эти трудности? – шёпотом спросил кузнец, когда Исмо задремал в кресле и мы с Бесом спустились к берегу, чтобы подышать ночным морским воздухом. – Меч, душа, время и место… Не проще ли завязать всё это на, к примеру, щелчок пальцев?
Я пнул песок босой ступнёй и многозначительно промолчал. Как бы замечательно было, если бы получилось поселиться где-нибудь в отдалении, желательно в монастыре давших обет молчания монахов. Сидеть среди тишины, перебирать древние фолианты и свитки в поисках неведомо чего…
Исмо не задавал вопросов – он ждал возможности получить все ответы разом, что я ему посулил. Но вместе с тем, больше не доверял. Когда я предложил ему пряного вина, Клинок взял чашку из рук Бесльо – не моих. И хотя в конечном счёте чрезмерная осторожность сыграла с ним злую шутку – я попросила Беса подбросить немного сон-травы в порцию юнца, – а всё ж было чуточку обидно видеть подобный жест от Исмо.
Обычно Клинков удавалось заманивать иллюзией врага, некой тёмной сущности, которую всенепременно необходимо убить, но сделать это возможно только зачарованным клинком из рук прекрасной девы – свои аккуратные рожки Лэссгья изящно прятала с помощью сложных причёсок из роскошной гривы волос. Представление, разыгрываемое нами двумя, получалось ничем не хуже, чем у профессиональных театралов. В этот раз всё почему-то пошло наперекосяк – наверное, с того момента, как я узнал о смерти Лэс.
– Или поворот ключа! – хлопнул в ладоши Бесльо, пытаясь привлечь моё внимание.
– Всё имеет цену, – со вздохом улыбнулся я, присаживаясь на корточки аккурат перед подступающими волнами. – Ритуал освобождения был бы также прост, как и щелчок пальцами. И пришлось бы сидеть и щёлкать каждую секунду, чтобы не дать тьме освободиться.
– Так значит, внутри тюрьмы всё-таки тьма? – озадаченно моргнул кузнец.
– Проще называть её тем, чего боятся люди. Истинная сущность всё равно известна только мне, а от того, как меняют название люди, суть не особо искажается.
Бесльо сел впереди меня, не беспокоясь о том, намокнут штаны или нет. Волны качали его вперёд-назад, словно маятник, за который так хотелось ухватиться, что становилось не по себе. Рогатый хитро ухмыльнулся и потёр гладкий подбородок.
– Почему бы тогда не спихнуть весь этот сложный и нудный ритуал на кого-то другого? – задал он вполне ожидаемый вопрос.
Я повторил его жест и положил щёку на колени, с получившегося ракурса изучая сына Лэссгьи. Она спрашивала совсем о другом, да и, в общем-то, к этой семье никак нельзя было применить поговорку «яблоко от яблони», потому что и сама Лэс не сильно походила на своего отца, Асэщью – хмурого, сдержанного мастера кузнечного дела. Память начинала подводить, стоило попытаться вспомнить, как же меня свела с ним судьба.
– Хочешь сделать что-то хорошо – делай сам.