И Тиль, как осторожная лошадка, взял у меня с ладони губами одну ягодку. Осторожно разжевал. Я закатила глаза. Он, уже смелее, придерживая мою ладонь своей рукой, ловко слизнул остальные.
– Ну, живой? Не отравила? – насмешливо спросила я, он помотал головой, – тогда дальше сам, а то привал короткий, я хочу наесться.
Тиль
Я никогда не страдал особенной любовью ни к зельям, ни к травоведенью. Но на пары ходил, потому что без этого никуда. Далеко не в каждом городе будет толковый алхимик, а зелья, настои и декокты некроманту нужны всегда, куда бы его ни занесло. Но сегодня, идя по разогретому до состояния парной лесу, я чувствовал к этим дисциплинам особенную ненависть. И с каждым моим шагом по скрипучему хвойному покрову, с каждой снятой с лица паутинкой, я чувствовал, как ненависть крепнет. В этом лесу было много близкой мне энергии. Лес никто не чистил, многие животные умирали под этими соснами и были съедены. Иногда умирали мучительно, в клыках хищников, и остаточные эманации их агонии наполняли мою внутреннюю тьму, заставляя её сыто рокотать. Амулет то и дело грел грудь, стравливая излишки моей силы, как будто мне и без того не было мучительно жарко. Добавлял дискомфорта стог жутко полезного сена в моих руках, который нельзя было случайно где-то забыть – алхимики отряда и наша зельевар – Ариана, сожгут меня тут же. Они единственные в отряде, кто, по-моему, абсолютно счастлив и искренне наслаждается прогулкой. Теф тащится впереди, тянет какой-то громадный уродливый гриб.
И тут – счастье – привал! Святая Тьма и её дети! Как же хорошо! Все рванули к ручью у дерева, я аккуратно сгрузил свой стог, и лишь потом пошёл пить. Как раз рассосалась толпа у водоёма. Пока пил понял, что остался один не просто так, все, как оголтелые рванули к дереву есть ягоды. Словно никого из них в лагере не кормили. В стороне лишь наставник и я. В развилке ветвей увидел Теф, которая с упоением поедала ягоды, измазавшись в соке. Подошёл чуть ближе. Губы моей напарницы блестели и темнели на глазах, становясь фиолетовыми, но на лице было такое безмятежно-счастливое выражение, что я невольно ей позавидовал, и захотел хоть на миг оказаться в её мыслях. О чём такое замечательном она думает? Здесь ли она сейчас, или в каких-то воспоминаниях?
Тефи окликнула меня и позвала, есть со всеми. Ягоды? С дерева? Она сейчас не шутит?
– Ешь! Чего стоишь, как неприкаянный?
Я не знал, что ей ответить и сказал правду:
– Я так не привык, чтобы с дерева. У нас эту ягоду не ели, считали, что она для простолюдинов.
И спрятал руки в карманы.
Но Теф вдруг заворочалась на ветке, извернулась и, набрав полную пригоршню, протянула мне ладонь. Красную, липкую, но наполненную ягодами. Это она ожидает, что я у неё с рук есть буду? Это же неприлично! Или мне нужно взять ягоды в руки и съесть? Хотел было посмотреть на других, как они едят, но не успел, Теф не дала. Я спросил:
– Прям с руки? Немытые?
Она закатила глаза.
– Тиль, они с дерева! Их мыл дождь. Ты маг, у тебя крепкий иммунитет. Ешь быстрее, мне неудобно руку долго протянутой держать!
И мне пришлось осторожно наклониться вперёд и взять ягоду прямо губами с её ладони. Я пытался сделать это как можно осторожнее, чтобы не задеть губами её кожу, но ей, похоже, было всё равно. Ягода оказалась сладкой, сочной и свежей. И я уже смелее слизал остальное предложенное угощение, лишь потом осознав, что именно сделал. Но Теф вовсе не придала значения произошедшему. Она снова собирала, ела, с кем-то перешучивалась, уже не глядя на меня. Я механически притянул к себе другую веточку, кончиками пальцев оббирая чёрные зернистые ягоды и отправляя их в рот. Было сладко. Но мысли мои пребывали далеко. Там, где я коснулся языком горячей ладони со вкусом шелковицы.
Привал был окончен, все весело отмывались в роднике. Намечался исход из лесу вместе со стогами сена, грибами и прочим скарбом.
Я настолько погрузился в себя, что перестал замечать мошку, удушающую жару, колючесть доставшейся мне травы. Я остался там, на поляне со старой шелковицей.
В лагере мы быстро сдались наставнику, опись награбленного добра предстояла алхимикам и зельеварам. А мы пошли в палатку – приводить себя в порядок. До ужина у нас было больше часа свободного времени. Теф сдалась первой, у неё был только один огромный гриб, а я со своими травками провозился дольше. Когда я поднял полог палатки, то первый звук, который услышал, тут же отдался напряжением где-то в паху. Теф плескалась за ширмой в бадье. Я знал этот звук. Когда у неё было время, она всегда пыталась полноценно вымыться, а не споласкиваться в тазу. И каждый раз для меня это было испытанием. Я не мог не представлять, какая она там, голая. Вглядывался в её силуэт за ширмой, хотя в игре теней мало что можно было разглядеть. Не раз представлял, как сбрасываю одежду, преодолеваю это демонову ширму и присоединяюсь к ней. Как целую… Воображение тут же подбросило картинку, где Теф поворачивается ко мне, и её тёмные, испачканные ягодой губы, приглашают к поцелую.