— Уходила. Посидели за палатками. Тиль, ты не надел амулет?
Он коснулся рукой ворота, демонстративно вытягивая амулет за шнурок. А вот это уже совсем плохо. Если амулет не справляется… Я сделала решительный шаг ему навстречу, ухватила за руку и потащила на улицу.
— Пошли, там поговорим.
Он рванул меня назад:
— Я хочу говорить здесь и сейчас!
Его губы сжались в линию, скулы побелели, мою ладонь он сжимал до боли.
— Ты сейчас сломаешь мне руку, — максимально спокойно сказала я, и он чуть ослабил хватку, —я не хочу ссориться на глазах всего лагеря. В лес идём.
Теперь он шёл за мной сам. Я откинула полог палатки и, решительно обогнув её, углубилась в лес. Ночь, ничерта не видно, горячий и влажный воздух пропитан озоном и дымом от наших костров. Деревья отбрасывают зловещие тени. Под ногами хрустит палая хвоя и веточки, одуряюще пахнут смолой сосны. Рука Тиля мёртвой хваткой сжимает мою ладонь. И мне не страшно — мне жутко. Я тащу Тиля на буксире вглубь леса, подальше от наших. В голове мелькает всё, что я успела прочитать за то время, пока лечила некроманта от истощения. Хотя бы полкилометра. Мне нужно увести его как можно глубже. Меня не должно сильно зацепить. Моя магия уже почти синхронизировалась с ним. А вот нашим каюк, в лесу достаточно мёртвой живности, которая пойдёт в атаку на лагерь сразу после спонтанного выплеска у Тиля. А что самое ужасное – он же ничего потом помнить не будет. С его резервом – выжженная земля метров на пятьсот, а то и километр.
— Стой!
Рывок. Я поворачиваюсь и прошу:
— Ещё чуть-чуть, до той поляны с шелковицей. Там точно никто не услышит.
Что-то меняется в его взгляде. Из злого, он превращается в голодный. И вот уже Тиль сам тащит меня куда-то вперёд, в ночь. Ну да, он же в отличие от меня сейчас отлично всё видит. Поляна возникает перед нами внезапно. Я вспотела, распущенные волосы прилипли к шее, сарафан – к спине. Тиль резко разворачивается ко мне:
— Говори! Зачем ты ушла с этим боевиком? Вы с ним целовались? Или не только?
Мужчина был взбешён, сила хлестала вокруг нас, поднимался ветер, прямо над нашими головами громыхнуло, небо расколола молния. А мне ничего не оставалось, как нападать.
— Целовались. Только дальше не пошли, не привыкла я соображать на троих, а Виктор обычно делится со своим партнёром женщинами. Бант не в моём вкусе. А ты ревнуешь?
— Зачем ты с ним пошла? Он же бабник, он в лагере ни одной юбки не пропускает!
— Потому что мы с ним похожи, он меня понимает, он с моей родины. Потому что я хотела, чтобы меня целовали! — вдруг начала кричать я. Упали первые тяжелые капли. Я отошла от Тиля на шаг, и меня прорвало: — У тебя есть девушка, у Толя мужчина. У всех вокруг кто-то есть! А я всегда одна! В чужом мире, в академии, во всём одна! Мне осточертело быть собакой-спасателем. Я хотела просто расслабиться, понимаешь? Чтобы меня целовал и обнимал красивый мужчина. Я пашу в академии, с тобой вожусь, тренируемся бесконечно. Я хочу отдохнуть! Хочу отключиться, не думать, просто быть: здесь и сейчас! Молодой, красивой, желанной!
Я неожиданно расплакалась. Сила Тиля воздействовала и на меня через связь, сметая привычные запреты, снимая маски.
— И вообще, какое ты право имеешь предъявлять мне претензии?! — Налетела я на него, ударяя кулаком в плечо. Больно ушибла руку.
— Я твой партнёр! Я твой друг! — заорал он в ответ, сжав мои плечи руками и легонько встряхивая, — ты должна была прийти ко мне, если тебе одиноко! — и уже тише добавил с каким-то отчаянием в голосе, — И если ты хочешь, чтобы тебя целовали.
Его лицо было так близко, капли дождя стекали вниз по лбу дорожками, зависая на ресницах, текли дальше, повисая хрустальными подвесками на кончиках волос. Губы некроманта приблизились и запечатали мой рот. Нежно, но одновременно зло, отчаянно. Он прижал меня к себе в болезненном объятии. В его поцелуе была жажда. Я отвечала. В крови плескался коктейль из агрессии, злости, возмущения, отчаянного желания всех спасти, и я искала выход, находя его в губах Тиля. Мне хотелось целовать мужчину и, одновременно, ударить. Укусить, ранить. Чтобы не было этого душевного смятения. Но я лишь крепче цеплялась за мокрую худую спину. Тиль оторвался от моих губ. В его глазах было чуть больше осмысленности. Дождь хлестал на полную, и он потащил меня под дерево, под которым было чуть-чуть суше. Там прижал к стволу и, впечатавшись всем телом в моё, зашептал мне прямо в губы:
— Я так хотел тебя сегодня, с твоими синими, ягодными губами.