Он отстранился, поднял голову, протянул руку и сорвал несколько ягод и протянул мне на ладони, как я сегодня ему:
— Ешь.
Я слизала шелковицу. Стало сладко. Тиль смотрел на мои губы завороженно, а потом снова поцеловал, проникая языком в рот, прижимая к себе и к дереву. Какой-то сучок болезненно впился в поясницу.
— Ты такая сладкая, — оторвался он на миг, лизнул мою губу, затем пробежал невесомыми поцелуями по скулам и челюсти и, размашисто, снизу вверх, лизнул шею, — а здесь солёная, — продолжал он жарко шептать, сильно сжимая руками мои бёдра, — такая желанная…
Его руки приподнимали сарафан, касаясь голой кожи, я терялась в калейдоскопе ощущений: холод дождя, грубость коры, жаркие губы, сильные руки, запах озона, переспелых ягод, леса, Тиля. Его сила пропитывает меня. Она проносится по венам, заставляя быть безрассудной, отдаться ему здесь, под древом, сдаться силе. Его губы вновь встречаются с моими, и я отвечаю, хочу обнять его крепче, но он вдруг ловит мои запястья и прижимает их одной рукой к стволу дерева, над моей головой. Я беспомощна перед его силой, перед тьмой его глаз. Тиль вытаскивает кулон из распахнутого ворота рубашки, небрежно стягивает его с шеи и кладёт в карман. Его глаза начинают светиться, а мощь холодной жадной тьмы внезапно пронизывает меня насквозь. И это так здорово, что я выгибаюсь ему навстречу. Разряд сырого, первобытного, животного возбуждения. Гроза набирает обороты, молнии освещают небо, струи хлещут, дерево нас не спасает, но мне жарко под его взглядом. Так вот какая она, его сила. Холодная, злая и одновременно страстная. Для Тьмы нет запретов. Она даёт могущество. Тиль раньше не показывал мне и десятой доли своей силы. Зато теперь она текла через моё тело свободно, заставляя желать.
Сама тянусь к его губам, целую яростно, кусаюсь. Проникаю в его рот, стараясь победить. Но он отвечает не менее жарко, подчиняя меня, утверждает свою власть. Одна его рука сжимает мои запястья, другая жадно обхватывает грудь через насквозь промокший сарафан. Я не замечаю ни своих стонов, ни всхлипов. Остаётся только чистое, незамутнённое желание обладания. Тиль прерывает поцелуй, ласкает губами шею, отпускает мои руки и берёт в ладони грудь. Я глажу сильные плечи, пытаюсь вытащить из брюк его промокшую рубашку. Она поддаётся с трудом. Тиль больно прикусывает через ткань твёрдую горошину соска, и я вновь выгибаюсь, желая больше злой ласки. Расстёгиваю его ремень, ширинку, бесстыдно лезу прямо в трусы и обхватываю ладонью член.
Тиль стонет и яростно целует меня в губы, одновременно, в том же ритме, толкаясь мне в руку. Я, с трудом, мокрая ткань сильно мешает, проталкиваюсь глубже к нему в штаны, практически сдирая тыльную сторону ладони, кончиками пальцев поглаживаю яички и возвращаюсь, беря его пенис в кулак. Тиль прижимается ко мне бёдрами. Всё это страшно неудобно – дождь, мокрая одежда, рука под невероятным углом, чёртово дерево за спиной, но мы оба так возбуждены, что не обращаем на это внимания. Тиль, отрываясь от моих губ, стонет мне в ухо:
— Я так тебя хочу, так давно тебя хочу, не могу больше…
И я целую его в ямочку между ключиц, срывая судорожный вздох, опускаюсь перед ним на колени, прямо на мокрую землю, усыпанную палой шелковицей. Стягиваю его штаны ниже по худым бёдрам и, помогая себе рукой, беру его член в рот. Незачем нам прелюдии, всё сказано, всё честно. Тиль упирается руками в ствол старой шелковицы и стонет сквозь стиснутые зубы. Я вожу рукой по его члену, потом вбираю глубоко, до самого горла, когда-то давно научилась со своим первым любовником. На глазах слёзы, или это дождь. Грудь болезненно чувствительная, сарафан кажется отвратительно холодным и грубым. Хочется расставить ноги шире, и я поддаюсь желанию, продолжая ласкать Тиля ртом и рукой, другую опускаю к себе в трусики, оглаживая клитор. Один круг, другой, я так возбуждена, что, кажется, вот-вот кончу, ещё совсем чуточку. Член Тиля твердеет, яички поджимаются, и я ощущаю языком и губами, как подкатывает край его удовольствия. Но я сама прихожу чуть раньше. Горячая волна прокатывается по бёдрам, и я чувствую, как сокращаются стенки. Тиль рычит, упираясь лбом в кору и тоже кончает. Я успеваю отстраниться, вижу, как белые капли падают передо мною в натёкшую с нас лужу.
Дождь продолжает лить.
Тиль
Я ещё никогда так не кайфовал, играя на гитаре. Мелодия рождалась сама, пальцы летали по грифу. Маги и магини кружились под зажигательные ритмы, сегодня многие девушки предпочли полевой форме сарафаны и юбки. Иногда я ловил на себе восхищённые женские взгляды, даже Теф улыбалась, сидя у костра и смотрела на меня. Я никогда ещё не чувствовал себя настолько органично в толпе. Не знаю, сколько я играл, но когда пучки пальцев разболелись с непривычки, пришлось прекратить. Хотел было передать гитару Виктору, но не увидел того у костра. Рядом был Бант, которому я инструмент и отдал. Кроме Виктора не увидел Теф, тройку Ило, многие студенты разбрелись, потому я решил, что Тефи уже в палатке. Парило нещадно, в воздухе чувствовалось тяжелое предвестие грядущего дождя. Лес около палаток словно бы притих, ожидая бурю. Я тоже её чувствовал, сила поднималась во мне. Тьма всегда ждала грозу. Я предвкушал, как ночью смогу снять амулет и может даже сбежать под дождь, чтобы там побыть свободным от запретов и ограничений.