— Ладно! — нахмурил брови Морев. — Валяй, пока не отобрал!
После отъезда Бакуринского Моревым овладело странное двойственное чувство: с одной стороны, как бы гора с плеч свалилась, все оставалось позади, открывались новые прекрасные дали в любви, а с другой стороны, не давала покоя мысль: а каково ей будет читать это письмо? Правда, уговаривал он себя, она быстро утешится — к ней уже на другой день вернутся привычные заботы: тряпки, подруги, новые знакомые. Сколько их ежедневно вертится у ее прилавка — веселых и грустных, развязных и скромных, шумных и вкрадчивых, выбирай любого! Да и, честно говоря, не подвези он тогда ее на самосвале, она бы села в другую машину, и он почти уверен: полюбила бы не его, а кого-то другого. Так что он должен быть благодарен Косте Бакуринскому, решившему одним махом отрезать у него все пути к отступлению. Так-то оно лучше, вернее…
С этими мыслями Морев вышел из Ленинской комнаты и едва не угодил в таз с теплой мыльной водой. На него накинулся дежурный по заставе старший сержант Бирюков:
— Морев, ты чего спишь на ходу? А ну, бери тряпку, покажи первому году, как моют полы!
И хотя Морев заступал сегодня на пост — ему еще предстояло дежурить всю ночь у входа на территорию заставы, — он ничего не сказал Бирюкову. Молча взял тряпку и принялся намывать полы. Он даже был доволен — все это отвлекало от тяжких мыслей.
Рядом с Моревым пыхтели и другие ребята, в основном первого года службы. Где-то позади сопел Синицын.
А Бирюков, старавшийся во всем походить на старшего лейтенанта Ревякина, ходил следом за каждым и тыкал носом в малейшее упущение:
— В уголочке, в уголочке!.. Вот это убрать тоже!.. Воды, воды поменьше лейте, а то в подвале все мыши утонут!.. А ну-ка пройтись по плинтусам!.. Ребята, двери чище мойте!
Никто не возражал, не спорил. И только Синицыну вдруг показалось, что старший сержант к нему придирается.
— Уже чисто! — буркнул он.
— И это ты, голуба, называешь чисто? — сделал удивленное лицо Бирюков. — Еще три разика пройдешься мокрой тряпкой, тогда, может быть, и будет чисто!
— Придираешься, старший сержант!
— Что ты, голуба? Если я начну придираться, ты маму по ночам звать станешь! А ну давай еще разочек!
И пришлось Синицыну драить плинтусы до тех пор, пока они не заблестели как новые.
Досталось слегка и Мореву. Постоял над ним Бирюков и покачал головой:
— Ай, ай, Морев, уже второй год к концу подходит, а где полы мыть — не знаешь!
Что ж, прав был Бирюков: под столом, у барьера, отделявшего дежурку от коридора, всегда скапливался мусор — это знал каждый старый солдат.
И вот субботняя генеральная уборка подошла к концу.
Но старший сержант Бирюков еще по инерции продолжал распоряжаться:
— Давайте, давайте, мальчики! Еще немного! Наши давят, шведы гнутся!
И наконец облегченно произнес:
— Вот теперь вроде чисто!..
Дверь в канцелярию была открыта, и резкий голос начальника заставы разносился по коридору. Он разговаривал по телефону, как Морев сразу понял, с заместителем коменданта капитаном Грибовым — изрядным придирой и службистом. Судя по всему, речь шла о сегодняшнем нарушителе.
— Николай Иванович, я все сам проверил… То, что он рассказал о себе, подтвердили другие… Предварительно условились? Исключено. Пригласил его человек заслуженный, ветеран войны… Пытался спрыгнуть на ходу? Не совсем точно. Поезд, как я выяснил, только тронулся… Ну что делать, если я уверен, что он не собирался нарушать границу? Обыкновенный растяпа… Разумеется, я несу ответственность и не собираюсь от нее отказываться… Пожалуйста, проверяйте… Все данные записаны… Морев, закройте дверь!
Морев торопливо закрыл дверь в канцелярию. Но голос старшего лейтенанта легко пробивался сквозь дощатую преграду.
Морев сходил в умывальную комнату. Вымыл лицо, руки.
До боевого расчета оставалось сорок пять минут — можно было и отдохнуть. Морев прилег на койку. Только закрыл глаза, как сразу же задремал.
И вдруг его резко дернули за рукав. Он вздрогнул, открыл глаза. Рядом стоял Андрюшка.
— Морев, вставай!
— Чего тебе?
— Пошли в гараж!
— Завтра пойдем.
— А я хочу сегодня!
— Скоро боевой расчет, не успеем.
— А мы недолго!
— Ладно, только по-быстрому.
— Идет! — совсем по-взрослому ответил Андрюшка.
Они вышли во двор. Ранние сумерки уже притемнили заснеженные дорожки. Андрюшка старался идти в ногу с Моревым — как же, тоже мужчина!