Когда он как неприкаянный ходил по коридору, мимо него молча прошел старший лейтенант Ревякин — озабоченный и угрюмый. У двери в канцелярию Ревякин обернулся, внимательно посмотрел на Морева и спросил:
— Почему не отдыхаете перед дежурством?
— А я уже отдохнул, товарищ старший лейтенант! — соврал Морев.
— Дежурного — ко мне!
Морев крикнул младшему сержанту Петревичу, который в это время обрезал перочинным ножом ногти:
— Дежурный — к начальнику заставы!
Тот вскочил и попросил Морева:
— Посиди за меня!
Морев прошел за барьер и сел за стол с аппаратурой. Вдруг его осенила мысль. Он снял трубку и вызвал дежурного по погранотряду. Когда там ответили, он спросил напускным командирским баском:
— Говорят с Ивановской. Наш прапорщик у вас или уже уехал?
— Сейчас узнаем, — послышалось в ответ, и вскоре тот же голос сказал: — Слышите? Уже час как уехал!
Значит, скоро должны быть. Час на обратный путь более чем достаточно. Даже с учетом темноты и плохой дороги.
Подумал, что не мешало бы еще раз позвонить на почту, но постеснялся: сколько можно беспокоить людей?
К тому же, вернулся Петревич. А звонить при нем было уже совсем неудобно. Опять начнет выспрашивать, что за письмо.
— Приказал постелить себе в комнате для приезжих офицеров, — сообщил Петревич.
— Видно, опять поругался с женой, — вздохнул Морев.
— И зачем только люди женятся, а, Морев?.
— Будто не знаешь? Чтобы вместе в кино ходить!
— Старшему лейтенанту скажи, — усмехнулся Петревич.
— Ты сейчас дежурный, ты и скажи, — отпарировал Морев…
Морев выскочил на крыльцо, едва услышал шум подъехавшей машины. Бакуринский остановился у самых ступенек.
Держа в руках кинескоп, прапорщик даже не ступил на снежную дорожку — прямо на крыльцо.
— Ты чего, Морев? — удивленно спросил он.
— Я — к Бакуринскому! — смущенно ответил тот.
— Уже соскучился? — сказал прапорщик, зная о большой дружбе обоих шоферов.
Как только прапорщик с кинескопом скрылся за дверью, Морев сбежал к машине, заглянул в кабину.
— Ну все, отправил! — как радостную новость, сообщил Бакуринский.
— Как отправил? — убитым голосом произнес Морев.
— Как обычно отправляют. На, держи квитанцию! — протянул он клочок бумажки и тронул машину.
— Постой! Я же просил тебя не отправлять! — крикнул Морев, не отпуская дверцы.
— Ты просил меня? — Бакуринский дал тормоз. — Ты что, уже совсем свихнулся из-за своей Женьки?
— Тебе ничего не передавали?
— Нет! Никто и ничего!
— А ведь обещала.
— Кто?
— Девушка с почты.
— Какая девушка? Там никакой девушки не было. Только две пожилые женщины.
— А ты откуда отправил? — начал догадываться Морев. — Из погранотряда?
— Да нет, из Стукалова! Там прапорщик на секунду заскочил к теще. А почта как раз напротив. Слушай, а почему ты раздумал?
— Потому что потому, — ответил Морев и, махнув рукой, в совершенно подавленном настроении пошел в дом…
Он знал, что случилось непоправимое. Через два-три дня, перед самыми праздниками, она получит письмо, которое воспримет не иначе, как удар в спину. И будет права. Он живо представил себе ее лицо — еще более некрасивое от слез, жалкое и несчастное. Однажды он уже видел ее такой. Но это было в больнице, когда она думала, что не застанет его в живых. Тогда за эти слезы он испытал к ней благодарность, хотя видел, что они вконец портят ее и без того неинтересное лицо. Правда, слезы вскоре высохли, а в глазах ее было столько любви и преданности…
И тут Морев вспомнил, как остальные больные в палате завидовали ему. А ведь тоже видели, что она и некрасива, и недалека, и с хитрецой. Кто-то даже сказал, что главное в женщине душа. А лицо? Что лицо? С лица не воду пить. А фигурка, мол, у нее ничего. Ладненькая. Так и сказали: «Ладненькая».
Впрочем, и лицо у Женьки не всегда такое. Он заметил, что оно меняется в зависимости от настроения, от выражения ее больших — с косинкой — глаз. Вот как тогда, в парке культуры и отдыха…
А что, если посоветоваться со старшим лейтенантом — он уже не раз помогал ребятам добрым советом. С юморком, конечно, с его обычным похмыкиваньем. Но все равно не было случая, чтобы кто-нибудь ушел от него ни с чем.
Правда, дело делу рознь. Да и что тот может посоветовать насчет Женьки, если сам Морев до сих пор не знает, как к ней относится?