— А вон еще один!
Да тут их, наверно, под снегом тьма — мертвецов в ненавистной форме.
— Лихо проутюжили! — одобрительно заметил капитан, оглядывая разгромленную колонну.
— Слышишь, — обратился к нему майор, — а вдруг это мои гаврики раскатали? Узнать бы у кого?
— У кого узнаешь? Эти, — капитан кивнул на убитых немцев, — уже не скажут, а для местных жителей все наши танки одинаковы. Так что придется, комбат, потерпеть до завтра. До встречи со своими. Хотя до завтра, как говорится, еще дожить надо.
— До завтра-то доживем, — усмехнулся в усы майор. — А вот дальше — не обещаю.
— Тоже верно, — согласился капитан…
Ближние избы оказались нежилыми: хозяева, видно, временно перебрались к соседям. Не было и смысла заглядывать внутрь: выбитые стекла, сорванные двери, продавленные стены и крыши говорили сами за себя. Похоже, здесь немцы оказали наибольшее сопротивление.
Вскоре мы поравнялись с первой хатой, в которой были целы все окна и из трубы тянулся дым. Но во дворе стояли две крытые машины, а возле них солдат в одной нижней рубашке, не обращая внимания на валивший снег, колол дрова. Опознавательные знаки на бортах и дверцах никому из нас не были знакомы. Однако, как солдат ни крепился, оберегая военную тайну, уже через полминуты мы знали, что его часть переброшена сюда с другого фронта. О том же, кто брал это село, он не имел ни малейшего представления. Зато он подсказал нам, что ночлег надо искать не здесь, где дома или разбиты, или заняты солдатами, а на том конце села, на самом спуске к реке.
Но и там нам повезло не сразу. Прошло добрых полчаса, прежде чем мы наконец наткнулись на этот домик, стоявший в стороне от дороги. Как сейчас помню, возле него возвышалась молоденькая березка, в ветвях которой — еще по-зимнему голых и черных — приветливо светилась совсем новенькая скворечня. Да и сам домик был славный, располагающий к себе — из трубы вился дымок, на окошках белели кружевные занавески.
Мы поднялись на невысокое крыльцо и очутились в сенях. Капитан постучал в дверь и, не дожидаясь приглашения, вошел.
Не очень молодая, как мне тогда показалось, женщина стирала в корыте белье.
— Здорово, хозяюшка! — произнес капитан.
— Здравствуйте! — ответила женщина, улыбаясь и поправляя тыльной стороной руки платок на голове.
— Пустишь переночевать?
— А много вас?
— Да вот трое!
— И до вас было трое. Часа два как съехали!
— И после нас будет трое, — пошутил капитан.
— Так и ходите все по трое? — улыбнулась она.
— Так и ходим, — в тон ответил капитан и кивнул на приколотую к стене репродукцию васнецовских богатырей. — Вон и на картинке у вас трое!
— А… вещий Олег и его два помощника! — заметил майор.
Я удивленно посмотрел на него. Может быть, пошутил? Нет, не похоже: он сказал это как что-то само собой разумеющееся. Но как можно не знать таких простых, элементарных вещей? И тут я вспомнил, что до войны он работал начальником автотранспортной колонны, перевозившей с юга фрукты и овощи. Надо думать, и общался он в основном с грузчиками да шоферами.
— Чего-то не то, — почесал затылок капитан. — Вот этого, в середке, я знаю — Илья Муромец. А этих двух позабыл!
«Это уже лучше», — подумал я. Но только собрался внести полную ясность в этот вопрос, как хозяйка сказала:
— Проходите до горницы. Я — сейчас!
Мы разделись и прошли на другую половину, отделенную от кухни длинной ситцевой занавеской.
Здесь все было, как в обычной деревенской избе: и ничем не прикрытый стол, и деревянная кровать со взбитыми подушками, и комод с какими-то самодельными шкатулками, и семейные фотографии на стене.
От печи к стене протянулась вторая ситцевая занавеска, образуя в избе еще один закуток.
В горнице стоял полумрак: немного света проникало сюда лишь из кухни.
И вдруг до нас долетело всхлипывание — короткое и жалобное.
Капитан шагнул к закутку и отогнул занавеску. Я тоже заглянул туда. На большом сундуке со свисающим тюфяком, под лоскутным одеялом не то спал, не то просто дремал мальчик лет шести-семи. Он лежал на боку и тяжело дышал. Наверно, у него была высокая температура.
— Привет! — игриво произнес капитан.
— Папка! — встрепенулся и сел в своей неудобной постели мальчик. И тут же сильно раскашлялся.
— Ну какой я тебе папка? — переждав кашель, сказал капитан. — Похож, что ли?
— Похож, — с тихим вздохом ответил мальчик.
— Темно, вот ты, брат, и спутал.