— Чай будете пить? — хмуро спросил его Рябов.
— Буду! — Массируя затекшие ноги, Крашенков весело добавил: — Только настоящий!
— Уж какой есть…
Не прошло и двух минут, как все было готово: сдвинуты на столе медикаменты, расставлены по ранжиру хозяйский чайник, две пол-литровые железные кружки, маленькая бутылка «витаминчика» — черносмородинового сиропа, которым они обычно подкрашивали кипяток.
Но едва сели за стол, как в дверь забарабанили.
— Гладков! — сразу определил Крашенков. — Вот черт! Он когда-нибудь дверь вышибет!
Встал, пошел открывать: если крикнуть, все равно не услышит. Но и без приглашения ни за что не войдет. Будет колотить до тех пор, пока кто-нибудь не откроет. Сколько ему ни говорили, чтоб входил без стука, он продолжал свое. И ничего с ним нельзя было поделать.
За дверью действительно стоял Гладков.
— Давай входи! — сказал Крашенков.
— В гости пришел! — радостно сообщил тот. Но, как всегда, чего-то выжидал за порогом, словно не решаясь войти.
— Ну, входи же!..
Гладков вошел и зачем-то снял пилотку. Громко спросил:
— Чай пьете?
— Самогонку, — буркнул Рябов.
— Тогды налей! — И Гладков, дурачась, подбежал к столу, схватил кружку и протянул ее к Рябову: — Ну, налей!
— А вы говорите, что он не слышит, — усмехнулся старшина. — Да у него слух получше нашего с вами…
— Эх ты! — с укором произнес Гладков и, не глядя, поставил кружку на край стола.
— Давай садись с нами пить чай, — пригласил его Крашенков.
— А и сяду! — снова оживился Гладков. С вызовом сел, придвинул к себе кружку и кивнул в сторону Рябова: — Ишь пристроился!
Старшина в ответ лишь презрительно усмехнулся. Он всем своим видом говорил: станет он еще препираться с этим вахлаком, слишком много чести.
С первой своей встречи невзлюбили они друг друга. Что было этому причиной, Крашенков только догадывался: ни тот ни другой на эту тему с ним не говорили. Скорее всего, Рябов взъелся на старого солдата за то, что тот медиком признавал одного Крашенкова, а его, бывшего санинструктора мотострелкового батальона, считал чем-то вроде ординарца при лейтенанте или, в лучшем случае, санитаром.
Крашенков же, которому эта тайная война порядком надоела, старался не обращать на нее внимания. Вот и сейчас он промолчал, хотя все видел. И то, как вызывающе-деловито приступил к чаепитию Гладков, и то, как злился, видя это, старшина, и то, как неумело изображал он на своем полудетском лице презрение.
Наконец Рябов допил чай и, напоследок окинув подчеркнуто пренебрежительным взглядом «папашу», с удовольствием прихлебывающего сладкий напиток, вышел из хаты.
Вскоре, взяв свои таблетки, ушел и Гладков.
А за окном уже слышались новые голоса. Мужской голос Крашенков узнал сразу. Женский же был незнаком. «Не удержался, хочет похвастаться своей милахой», — подумал Крашенков.
— Здесь приступочка, — услышал он воркующий Сашкин голос.
Донцов был сама учтивость.
— Прошу! — сказал он, распахивая дверь и галантно выбросив вперед руку.
На пороге показалась высокая девушка в белой, вышитой красными цветами блузке, в широкой темно-серой юбке с туго перетягивающим талию красным пояском. Платок на ее голове был повязан по-деревенски глухо. Если бы не выжидательный взгляд черных и безрадостных глаз, если бы не робкая и стеснительная улыбка — «вот, мол, я и пришла», Крашенков ни за что бы не узнал ее: принарядилась, и совсем другой человек. Да, недаром за ней с места в карьер принялся ухлестывать Донцов. В чем другом, но в женщинах он разбирался.
Прикрыв за собой дверь, Донцов со знакомой интонацией произнес:
— Привет!
А глаза насмешливо досказали: «…Клизма…»
— Привет!
И они встретились взглядами: обычный обмен любезностями состоялся…
— Мы за лекарствами пришли, — сказал Донцов. — Дай-ка что-нибудь от живота!
Девушка с благодарностью посмотрела на него. «Ну, ловкач, ну, ловкач! — с легкой завистью подумал Крашенков. — Ничего, сейчас ты у меня повертишься, донжуан скороспелый!»
Ответил:
— Сию минуту, пан лейтенант.
Поколдовав с минуту над столом с медикаментами, Крашенков насмешливо сообщил:
— А знаешь, от живота ничего нет.
В глазах девушки радостное нетерпение сменилось тревожной озабоченностью.
— Как нет? — удивился Донцов.
— Да так. Кончилось.
— Вкручиваешь?