Я кивком подтвердил сыну, что, пусть он и отнесся недоверчиво к моим словам, этот человек, действительно, посмел однажды столь необычным способом высказать мне свои претензии. И даже после этого остался жив. Не потому, что все еще был мне нужен, теперь лаборатории могли обойтись и без его присутствия. Он был забавен.
— Что ты думаешь о девушке? — Мой вопрос, при всей его невинности, заставил его взгляд метнуться.
Я сделал вид, что не заметил его смятения, продолжая смотреть на консоль. Линия магического фона в одном из контуров плавно скользила, практически не отклоняясь от прямой. Хотел бы я ей верить, но… я больше доверял предчувствиям, продолжавшим нашептывать, что полагаться на кажущуюся безмятежность не стоит. Лера была где-то рядом, невидимая, но ощущаемая той частью меня, которая сразу потянулась к этой женщине. И хотя я знал, что к так называемой любви это чувство не имеет никакого отношения, это не мешало мне желать обладания ею.
Теперь же, глядя на сына, я мог увериться и в том, что сделанные мною выводы — правильны. Даймоны и маги Равновесия связаны, и связь эта значительно глубже, чем та, которая протягивала свои нити к Единственной.
— Прошла инициацию, но без хотя бы плохенького наставника, уничтожит себя сама. Ее силы растут, а контролировать их она не умеет. Если она нужна тебе живой….
Он говорил отстраненно и не будь у меня иных причин подозревать, что это лишь вышколенная во внутреннем круге выдержка, я бы не усомнился в том, что ему безразлична ее судьба.
— Живой? — Я позволил себе насмешливую улыбку. Я мог сколько угодно играть с собственным сыном, добиваясь своего, но он не должен был догадаться не только об этом, но и о том, что его жизнь, как и жизнь этой девушки, для меня ничего не значат. В отличие от еще одной — дочери Леры. Если я погублю девочку…. Думать об этом мне не хотелось. — Да, Туоран, она нужна мне живой. И ты возьмешь ее обучение на себя.
— Отец….
Он не вскочил с кресла, как сделали бы многие его ровесники, для которых его звание кондера так и осталось недосягаемой вершиной; не стал отказываться, ссылаясь, как минимум, на то, что не ему, владеющему Хаосом становиться наставником будущего мага Равновесия. Он лишь приподнял бровь, да улыбнулся, давая понять, что оценил мой юмор.
Я же… замер, внезапно осознавая, что все, что я делаю сейчас, так похоже на то, что делал отец. Но эта мысль мелькнула и померкла. Я ничего не имел против присутствия рядом Туорана. Более того, ценил сделанное им для меня. И даже был готов разделить с ним будущее, к которому стремился.
Но лишь в том случае, если на пути, по которому я шел, он не станет путаться у меня под ногами, создавая проблемы.
— Ты, — небрежно бросил я, с удовольствием наблюдая, как мгновенная растерянность на его лице сменяется бесстрастностью. В нем была моя кровь, и я не мог не радоваться, видя, что он достоин быть моим преемником. Будет достоин, поправил я сам себя, если и дальше продолжит оправдывать мое мнение о нем. — Я хочу, чтобы ты добился ее благосклонности и желания присоединиться к нам.
Спорить со мной он не стал и даже не кивнул, подтверждая, что услышал мое требование.
— А девочка?
— Ею займется Сэнши. Я запретил ему прикасаться к ней, но, думаю, этого и не потребуется. Она еще ребенок.
И вновь он никак не отреагировал на мои слова. Ни согласия с тем, что это правильно, ни возражений.
Я тщательно выбирал его мать и не только по генетическим параметрам, благо доступ ко всей базе даймонов у меня был. Мне нужна была женщина, в роду которой имя Вилдора вызывало бы глухую ненависть.
Отец сумел доказать свое право на звание ялтара, ему удалось удержать власть даже тогда, когда его имя связали с поражением на Лилее. Но многие из тех, кто чтил древние законы Дарианы, были против того, чтобы именно он, убивший своего родителя, возглавлял совет.
Мой визит к одному из таких талтаров закончился данным ему обещанием изменить судьбу нашего мира в обмен на его дочь, разделившую со мной ложе. Родившийся мальчик воспитывался в роду матери, успешно сдал экзамен на зрелость, получил набиру. Мне удалось подтолкнуть его интерес в нужном направлении и освободить для него место в службе, которую я курировал.
Смерть его деда, которую я устроил, предполагая, что очень скоро от меня потребуют исполнение обещанного, сделала из сына алтара. А гибель матери, знавшей о великой цели, ради которой она отдалась мне, оставила его единственным представителем своего рода и открыла дорогу в совет, куда он должен был попасть, как только минует тысячелетний рубеж.