В периоды опалы, предоставленный самому себе, Бэзил, как мог, отражал удары судьбы, живя своим трудом и берясь за любую работу, доступную юношам его квалификации и степени подготовки. В получении работы он никогда не испытывал трудностей, трудность заключалась в возможностях эту работу сохранить, так как каждого потенциального работодателя Бэзил воспринимал как противника в хитрой игре. Все силы и энергию Бэзил тратил на то, чтобы заставить противника сдаться, но, завоевав его расположение и даже доверие, тут же терял к нему всякий интерес. Так юные англичанки из кожи вон лезут, дабы заполучить себе мужа, но, добившись брака, полагают, что дело сделано и более от них ничего не требуется.
Бэзил писал передовицы для «Ежедневного негодяя», нанимался в свиту лорда Имярек, продавал шампанское по доверенности, сочинял диалоги в кинофильмах и был автором первой передачи Би-би-си, которой впоследствии предстояло преобразоваться в серию бесед. Опустившись на несколько ступеней ниже по социальной лестнице, он выступал как пресс-атташе цирковой акробатки и однажды свозил группу туристов на итальянские озера (некоторое время он развлекал собравшихся за столом рассказом об этом путешествии, которое после ряда возраставших крещендо неприятностей достигло кульминации, когда Бэзил, сгребя в кучу билеты и паспорта туристов, утопил все это добро в озере Гарда). Домой он возвратился в одиночестве утренним поездом, бросив без гроша в кармане пятьдесят британцев, ни один из которых не знал ни слова на каком-либо иностранном языке, и предоставив их заботам того из божеств, которое отвечает за брошенных на произвол судьбы иностранцев. Насколько было известно Бэзилу, группа эта домой пока еще не вернулась.
Время от времени он исчезал из мира цивилизации, после чего возвращался с рассказами, которым никто особенно не верил, – о том, например, как он выполнял задания секретной полиции в Боливии, как давал советы императору Азании относительно необходимости модернизировать его страну. Бэзил взял в привычку как бы вести самостоятельные кампании, выпуская собственные ультиматумы, распространяя собственные пропагандистские листки, окружал себя и свои действия собственноручно изготовленной темной завесой. В мире пассивных и ленивых гражданских лиц он являлся шумным меньшинством численностью в одного человека. Частная же его жизнь протекала внутри системы, не брезгующей методами давления и умиротворения, агитации и шантажа, к чему он привык и приспособился, и хотя никаких дальних целей, кроме цели поразвлечься, он не имел в виду, жизнь его развивалась в направлении, как бы параллельном нацистской дипломатии: как и в последней, успех его обеспечивала мирная, упорядоченная и полная достоинства жизнь вокруг. В новом, скрытном, напряженно-деловом и хаотичном мире первых дней войны Бэзил впервые почувствовал себя неуютно. Все равно как находиться в Латинской Америке во время переворота, будучи не англичанином, а латиноамериканцем.
К концу сентября беспокойство Бэзила усилилось. Страх перед налетами, казалось, на время отступил, и те, кто по собственной воле бежал из Лондона, начали возвращаться, делая вид, что отправлялись в загородные свои дома лишь затем, чтобы проверить, все ли там в порядке. Жены и дети бедноты также возвращались стайками на свои опустошенные эвакуацией улицы. Газеты писали, что поляки держатся, что их кавалерийские части проникают в глубь германской территории, что враг уже сейчас ощущает нехватку моторного масла, что Саарбрюккен через день-другой будет занят французами; дежурные патрули добирались до самых глухих деревенек королевства и бродили там, проверяя, не закуривают ли трубки мужчины, выходя из пивных; те из лондонцев, которые не так быстро обрели новые привычки домоседства, все еще передвигались в темноте из одного увеселительного заведения в другое, делая это на ощупь, узнавая, туда ли попали, по пуговицам швейцара; вращающиеся темные двери открывали вход в волшебную сказочную страну, и они вновь ощущали себя детьми, которых с завязанными глазами ведут к сияющей рождественской елке. Список уличных происшествий угрожающе пополнился; ходили слухи о разбойниках, набрасывающихся на пожилых джентльменов чуть ли не при входе в клуб или избивающих их до полусмерти на Хей-Хилл.
Все приятели Бэзила были заняты поисками работы. Некоторые, сознательно или бессознательно желая подстраховаться, пытались вновь, как встарь, пристроиться к какому-нибудь военизированному объединению; были такие, как Питер, которые в ранней юности, повинуясь прихоти отца, убили несколько драгоценных лет на службе в регулярных частях; другие, как Фредди, приписанные к йоменским добровольцам, которые в обычное время судействовали или заседали в совете графства, считая это непременными обязанностями сельского жителя, теперь надели военную форму и тем, казалось, решили все проблемы. В последующие месяцы, бездействуя и тоскуя на Ближнем Востоке, они преисполнятся завистью к тем, чей выбор службы оказался более разумным и взвешенным, в настоящий же момент они испытывали завидное спокойствие и удовлетворение. Остальные были обуреваемы жаждой хоть какой-то деятельности на благо общества, пусть даже самой им не подходящей. Одни формировали санитарные отряды и просиживали долгие часы в ожидании жертв воздушных налетов, другие заделывались пожарными или брали на себя работу мелких клерков. Ни одно из этих достойных занятий не прельщало Бэзила.