Фредди был в военной форме, и десятилетней давности брюки ему явно жали. Накануне он явился в местный добровольческий штаб и был на два дня отпущен домой для сбора амуниции, которую за два года, прошедшие со времени его последних лагерных учений, как только не трепали во всевозможных шарадах и на пикниках и которая была теперь разбросана где ни попадя по всему дому, оказываясь подчас в местах самых невероятных. Особенно много волнений вызвал пистолет. Искать последний Фредди заставлял всех и каждого. Он метался, сокрушенно бормоча: «Все это, конечно, прекрасно, но угодить под трибунал за него не хотелось бы», – до тех пор, пока младшая нянька не отрыла в шкафу для игрушек это грозное оружие. Сейчас Барбара шла к начальнику бойскаутского отряда, смутно припоминая, что бинокль, кажется, одолжила ему.
Липовая аллея вела прямиком в деревню. Затейливая кованая решетка парковых ворот на каменных рустиковой кладки столбах и два флигеля образовывали одну из сторон зеленого деревенского пятачка. На противоположной стороне располагались церковь, две гостиницы по бокам от нее, приходской дом, магазин и ряд сереньких коттеджей. Поросший травой прямоугольник в центре венчали три толстых каштана. Место это по праву, хотя и не сразу, признано было живописным, а с недавних пор стало, пожалуй, даже излишне привлекать к себе людей – правда, от экскурсантов Бог миловал: благодаря авторитету Фредди у местных властей экскурсионные автобусы здесь не останавливались; рейсовый же автобус на пятачке останавливался трижды в день всю неделю и четырежды по вторникам, когда в соседском городке бывала ярмарка. Для удобства пассажиров Фредди установил в том году под каштанами дубовую скамью.
И именно тут внимание Барбары зацепило необычное зрелище: шесть женщин сидели рядком, не спуская глаз с закрытых дверей «Герба Сотхилов». Поначалу Барбара была озадачена, но тут же поняла, в чем дело. Это были приезжие из Бирмингема. Пятьдесят семейств прибыли в Мэлфри поздно вечером в пятницу – мучимые жарой и жаждой, растерянные, сердитые после дня, проведенного в поезде или автобусе, матери с детьми. Барбара отобрала себе пять самых несчастных семейств, остальных же устроила в деревне или распределила по фермам.
На следующий же день старшая горничная, вымуштрованная еще старой миссис Сотхил, объявила, что уходит.
– Не представляю, как мы станем без вас обходиться, – сказала Барбара.
– Это все мои ноги, мадам. Не по силам мне эта работа. Раньше я как-то справлялась, но теперь, когда в доме столько детей…
– Вы должны понимать, что нельзя ожидать легкой жизни в военное время. Надо быть готовыми к жертвам. Это наш боевой вклад.
Но женщина проявила стойкость.
– У меня в Бристоле сестра замужняя, а муж у нее был в запасе. Так сейчас его призвали, и я должна ехать туда, чтобы ей помочь.
Спустя час к Барбаре заявились остальные три служанки. Лица их были суровы.
– Эдит и я с Олив всё обсудили и решили уволиться, чтобы делать аэропланы. Говорят, у Брейкмора набирают для этого девушек.
– Вы скоро убедитесь, что работа эта крайне тяжелая.
– О, работы мы не боимся. Но эти бирмингемки… Во что они превращают дом!
– Им поначалу все у нас непривычно. Надо постараться им помочь. Как только они устроятся, пообвыкнут…
Но, произнося всё это, она понимала, что даром тратит слова.
– Говорят, у Брейкмора требуются девушки, – твердили служанки.
Работавшая на кухне миссис Элфинстоун осталась верна своим хозяевам.
– Но за девочек я отвечать не могу, – сказала она. – Они, кажется, считают, что война – это повод всласть повеселиться.
Да, но всеми этими дополнительными обедами-ужинами занимается не миссис Элфинстоун, подумала Барбара. Лишняя нагрузка падает на плечи ее помощниц.
Бенсон сохранил здравомыслие. Присутствие бирмингемок хлопот ему не доставляло. Джеймс же через неделю-другую отправлялся в армию. Зима нам предстоит нелегкая, думала Барбара.
Притулившиеся на скамье женщины к гостьям Барбары не принадлежали. Но на их лицах она прочла то же выражение тревоги и вызова. Движимая более чувством долга, нежели рассудительностью, Барбара приблизилась к группе и осведомилась, удобно ли они устроились. Обратилась она ко всем сразу, и каждая из женщин, постеснявшись ответить, хмуро устремила взгляд в сторону гостиницы. О Господи, мелькнула догадка у Барбары, они, должно быть, думают, какое мне дело…
– Я вон там живу, – сказала она, указывая в сторону ворот. – Я вас размещала.