— Филипп, — позвала она. — Филипп…
Обвела взглядом комнату.
Тонкий красный луч вечернего солнца, проникший сквозь щель между портьерами, падал на покрытый зеленым сукном стол. Пропутешествовав по нему, он затем уползал куда-то вниз, пугливо прятался под книжными полками, плотно забитыми томами книг.
Она обернулась. Увидела мужа, сидевшего на ковре, у камина. Перед ним стояла початая бутылка вина.
Филипп тяжело поднялся ей навстречу. Неловким движением опрокинул бутылку, и ее содержимое вылилось на ковер огромной, густой кляксой.
Заметив это, он недовольно мотнул головой, и Клементина вместе с ним несколько долгих минут наблюдала, как красная жидкость медленно впитывалась в плотный ворс старого ковра.
— Филипп, нам надо поговорить, — сказала, наконец.
— О чем? — прохрипел он. — О чем мы, черт вас побери, можем говорить?
Она протянула к нему руки.
— Мы должны объясниться.
— Объясниться? Прекрасно! Так начинайте! Я мечтаю развлечься. А я-то думал, какого черта Мориньер отправил отсюда оставленных мной воинов? Кто из них отец этого ублюдка, которого вы трусливо упрятали в своих комнатах? Отвечайте!
— Вы с ума сошли! Ни тот, ни другой.
— В самом деле? Тогда кто?
Она молчала. Смотрела, как он приближается к ней — медленно, пошатываясь, не сводя с нее тяжелого взгляда.
Вздрогнула, когда он заорал:
— Кто???
Схватил ее за волосы. Из прически посыпались шпильки. Он накрутил распустившиеся пряди на руку, дернул изо всех сил, приблизил свое лицо к ее лицу. Долго смотрел ей в глаза.
— Кто? — повторил хрипло.
— Бернар… Бернар Одижо.
Клементина произнесла это имя так тихо, что сама себя едва расслышала. Но он — он расслышал.
Размахнулся. Изо всех сил ударил ее по лицу.
— Дрянь!
— Нет, Филипп! Нет! Не надо! — она попыталась оттолкнуть его, отодвинуться от разгневанного мужчины. Подальше. Как можно дальше. Но он крепко держал ее за волосы. Говорил, задыхаясь от ярости:
— Я дал вам свое имя. А вы втоптали его в грязь!
— Отпустите меня! Мне больно!.. Я хотела любить вас. Но вы не дали мне такой возможности. Вы оставили меня здесь одну. Два долгих года я была одинока… Я управлялась здесь одна. Я сохранила ваши земли от разорения, ваши деревни — от уничтожения, ваших людей — от смерти. Я выживала, как умела.
— Вы сделали очень много добрых дел, — он выплевывал наполненные сарказмом слова ей в лицо. — И одно из них — рождение ублюдка от мерзкого висельника, дворянина без чести, преступника.
Она уперлась руками ему в грудь.
— Пустите! Я виновата, Филипп…
Он придвинулся к ней еще ближе.
— Подумать только, — презрительно засмеялся, — из всех особей мужского пола вы ухитрились выбрать этого негодяя — гнусного мятежника. Вы не только опозорили меня, как мужчину. Вы поставили под сомнение верность нашей семьи королю.
— Господи, — от изумления у нее пресеклось дыхание, — о чем вы говорите?.. При чем тут это?
— Вы вели себя, как шлюха! Так хотя бы вы догадались быть последовательной. Есть тысячи способов избавиться от беременности или не допустить ее, но вы ко всему еще и дура. Бестолковая и порочная.
Клементина чувствовала, как силы ее иссякают под потоком лившихся на нее оскорблений. Она не сдержалась. Потеряла самообладание и поняла, что говорит лишнее, когда на нее один за другим посыпались уже ничем не сдерживаемые удары. Она упала, больно ударившись головой о подлокотник кресла, и сползла вниз, стараясь укрыть от побоев вдруг разболевшийся живот.
Филипп убьет ее. Если он сейчас не остановится, он ее убьет.
Она съежилась, свернулась в комок. Не пыталась даже отползти, укрыться. Ждала безучастно, когда все закончится.
По полу потянуло холодом. Сквозняк коснулся ее пальцев, до боли заледенил рассеченную губу.
Послышались шаги — уверенные, тяжелые. Что-то больно царапнуло кисть. Она медленно отвела руки от лица. Первое, что увидела — сапоги. Острые шпоры у самых глаз.
— Вы с ума сошли, Филипп, — услышала ровный голос человека, которого ненавидела больше всех на свете. — Вы убьете ее!
Мориньер стоял теперь, стеной отделяя ее от мужа.
Всегда он! Везде он! В самые тяжелые, унизительные, в самые отвратительные моменты ее жизни.
Дернулась, едва успела отодвинуться. Мориньер, покачнувшись, шагнув назад, чуть не наступил ей на пальцы, — это Филипп, бросившись на друга, толкнул того изо всех сил в грудь.
— Убирайтесь отсюда! — заорал Филипп. — Убирайтесь отсюда и из моего дома! Прочь! Неужели не ясно: то, что происходит здесь, касается только меня?!!
— Не только, — ответил холодно. — Ваши страдания не оправдывают вашего скотства. Идите к себе и проспитесь.
— Я убью вас! — Филипп, кажется, стал слабеть. Последние слова он проговорил тихо, будто угасая. — Убью…
— Прекрасно. Но завтра. Все завтра. — Мориньер обернулся к дверям. — Антуан!!
Когда слуга появился на пороге, приказал:
— Уложи своего господина спать. Сейчас.
Филипп, растерявший вдруг весь свой пыл, больше не противился. Вышел из библиотеки, ссутулившись, опираясь на своего камердинера. Мориньер обернулся к Клементине. Хотел что-то сказать, но не успел.
Она стала подниматься. Попыталась выпрямиться. Охнула, почувствовав, как по ногам потекло что-то теплое, вязкое. Схватилась за живот.
Мориньер заметил промелькнувший в ее глазах ужас. Подошел. Не церемонясь, задрал юбки. Увидев расползающееся по ткани алое пятно, подхватил ее на руки.
— Тереза! — позвал. — Тереза!!
Когда горничная вбежала в комнату, проговорил:
— Жиббо сюда. Быстро!
— Но господин граф не позволяет…
— Быстро!! — повторил.
Сверкнул глазами так, что девушка со всех ног бросилась бежать.
— Ты вовремя позвал меня, господин, — сказала Жиббо, спустившись через пару часов в нижний зал. — Очень вовремя.
— Знаю, — ответил. — Садись.
Налил в свободную кружку вина.
— Промочи горло.
Жиббо не отказалась. Села в господское кресло — когда еще придется. Взяла обеими руками кружку. Сделала большой глоток.
— Хорошо, что ты оказался здесь в эти сумасшедшие дни, мальчик. Сама судьба привела тебя сюда.
— Судьба? — рассмеялся устало. — Я не верю в судьбу, ты знаешь.
— Напрасно, — покачала головой Жиббо. — А ведь ты очень неглуп. Во всяком случае, много умнее твоего друга — нашего господина… Вот уж кто, поистине, идет по жизни с закрытыми глазами. Не ведает, что творит. Не знает, что его ждет.
— А ты — знаешь?
— Что ждет нашего графа?
— Да.
— Знаю.
— Говори.
— Нет, мальчик. Ты не веришь в судьбу, но это не означает, что ее не существует. Я не буду смущать тебя предсказаниями. Делай, что должен. И все будет, как надо.
Глава 30. Месть
Филипп проснулся посреди ночи с жуткой головной болью. Поискал, пошарил рукой вокруг в поисках бутылки. Не найдя, разбудил спящего на выдвижной кровати Антуана.
— Черт бы тебя побрал, старый болван! Я хочу пить! Принеси мне вина.
— Лучше бы воды, господин, — пролепетал слуга.
— Заткнись. И неси, что сказал!
Когда Антуан подал ему откупоренную бутылку — отправил его спать в комнату слуг.
— Ты мне тут не нужен. Я не болен.
Потом долго сидел на постели, делал глоток за глотком. Когда бутылка опустела, поднялся, шатаясь. Вышел из комнаты. Медленно побрел по коридору, который представлялся ему теперь лабиринтом.
Он шел. И темная тень двигалась вслед за ним. Филипп не замечал тени, как не видел сейчас ничего вокруг себя. Он направлялся в сторону комнаты, где находилась та самая ненавистная колыбель. Она одна занимала теперь все его мысли.
Если бы ее не было… Если бы не было… Все тогда могло бы быть по-прежнему.
С каждым глотком вина эта мысль все больше завладевала им.