– Нет, – в отчаянии маньяк прикрыл голову руками, будто его сейчас будут бить. – Такого не было!
Полицейский понял, что момент, которого он ждал настал и нужно бить. Казалось, словно пальцы отпустили тетиву и стрела, молниеносно развивая скорость, мгновенно вырвалась вперёд. Сжав время до одной лишь тысячной секунды, та преодолела расстояние и в сердце поразила ослабленного пытками убийцу.
Момент настал, слуга закона поднялся, ударив по столу рукой. Маньяк зажмурился, предчувствуя беду, когда полицейский закричал:
– Не отпирайся! Я всё знаю! И сейчас мы будем с тобой по-другому говорить!
***
Тяжёлые доспехи легко отражали стрелы и свет солнца, отбрасывая первое в сторону, и ударяя вторым противнику в глаза. Оборванцы тряслись от страха перед приближающейся силой, но оставались здесь стоять, пока их не смели копья, копыта и острые мечи. Как ни старались варвары сдержать врага, укрепляя оборону, их сопротивление было сложно не сломить. Превосходящие умением и силой рыцари сметали мешавшие нестись вперёд пока ещё живые трупы. Но вскоре от орды остался лишь десяток полуголых трусов, бросивших оружие к ногам. Пред ними, возвышаясь на огромном скакуне сидел довольный крестоносец. Забрало поднято и хорошо видна его ухмылка. Так торжествует только победитель, втоптавший в землю своего врага. Он поднял меч и лезвие загорелось яркой вспышкой. Судьба последних дикарей теперь была игрушкой в руках жестокого ребёнка.
***
– На сегодня хватит, – подвёл итог довольный разговором полицейский.
Убийца сидел заплаканный, прикрыв лицо руками. Речь слуги закона растоптала его дух и слова ранили как лезвие клинка. Но надежда ещё теплилась в его душе, хотя офицер, безусловно, полагал иначе. Маньяка отвели к себе, и, только отошёл охранник, как он услышал голос, тянущийся из темноты:
– Ну, теперь ты понял, что такое пытка?
– Он меня сегодня уничтожил.
– Неправда, ты ещё живой.
– Я был неправ, я должен искупить грехи…
– НЕТ! Ты должен подчиняться мне! Свои грехи ты смоешь только кровью… и не вся она пока что пролилась! Ты кое-что не сделал, не успел.
– Так значит, я рано оказался здесь?
– Нет, ты сюда явился, когда нужно. Но у тебя есть дело, бросать которое ты не посмеешь. Ты здесь, чтобы убедить мучителя в своей правоте.
– Но я сам уже не убеждён. Мне кажется, что я не прав.
– Да, дух твой сломлен. Но надежда теплится внутри. Я разожгу её огонь настолько, что ты примешь все мои слова.
И закончив говорить, демон дико засмеялся, крик разлетелся, разорванный на тысячу кусков. Тьма, что собою пропитала всё вокруг, словно бензин вспыхнула от выпущенной искры. Всепроникающая чернота открывала пламени все двери, каждый мускул, нерв и орган ощутили жар пылающего ада. Убийца хотел закричать, хоть немного ослабить эту боль… но демон хохотал, он знал об этих бессмысленных попытках. Ничто не сможет учителю помочь, тот будет мучиться, пока не осознает истину: он прав.
***
– Вот теперь ты знаешь, что такое ПЫТКА, – маньяк не видел демона, но знал, чувствовал по голосу, как тот, оскаливая пасть, смеялся над беспомощным слугой. – Ты видел это сам, позволь теперь увидеть и ему. Иначе… впрочем, иначе и не может быть.
Полицейский вновь сел напротив заключённого, на этот раз, он улыбался. Он был доволен прошлой встречей и, было видно, жаждет разговора и теперь.
– Ну что ж, продолжим. На чём мы вчера остановились?
– На том, что я раб, – спокойно ответил ему учитель.
– Да, верно. И вы с этим даже согласились.
– Да, я раб.
Последний дикарь склонился перед рыцарем, возвышавшемся над ним на боевом коне. Меч был занесён и ожидал одной лишь мысли своего владельца, которая без промедления перетечёт в движение рукой. Немногие, что пережили битву, теперь уже лежали на земле. Но, даже видя смерть погибших братьев, человек надеялся на то, что ему даруют жизнь.
– Отлично, – обрадовался страж закона. – Теперь перейдем ближе к делу. Нам нужно обсудить как и где вы…
Рыцарь приблизился, готовый нанести удар. Он смеялся дикарю в лицо. Всем было понятно изначально, что он не собирается здесь никого щадить. Жалкие твари должны умереть, в этом их предназначение. Но этому воину света нравилось дарить огонь надежды. Он, как и его братья по вере любили подбрасывать в него дрова, чтобы этот костёр в людской душе до последнего момента не погас. Но рыцарь не заботится о благополучии таких людей, он бросает в костёр что есть для того, чтобы насладиться пожаром в их душе, когда всё внутри сжирается необъятным пламенем такой надежды, которой некуда идти. И человек мучается, катается в агонии по земле, надеясь сбить пламя его же собственного чувства, и рыцарь «милосердно» дарит избавление, давая кровожадному мечу команду вцепиться в плоть своей новой жертвы.