Девушка-гид только стояла и обалдело хлопала глазами. Его друзья оглушительно засвистели, выражая свой восторг.
— Ну что ж, если молодым людям действительно интересно, — сказала она наконец, — не можем же мы их прогнать.
Андрея покорила невероятная наивность Ольги, ее безмятежная уверенность в том, что спектакль, который он устроил для приятелей, — действительно страстное желание «приобщиться к сокровищнице истории своего родного города». И он дал себе слово при первом же удобном случае распрощаться и увести ехидно хихикавших парней… и с каждой следующей минутой понимал, что не может не слушать Олю. Она знала Москву так, будто прожила здесь всю жизнь. И говорила о ее улицах, площадях, памятниках, соборах с таким вдохновением и внутренним неподдельным теплом, что Андрей и сам оказался охвачен очарованием повествования девушки-гида. Даже друзья-приятели перестали громко выражать свои чувства по поводу новых знакомств, словно открыв для себя свой город заново.
— … это была трагедия народа. Трагедия безысходности, беспросветности и отчаяния перед извечным законом — «раб — хозяин». 10 января 1775 года Емельян Пугачев, наивный вождь рабов, объявивший себя царем Петром III, был казнен. Так захлебнулось, возможно, самое удачное в 18 веке восстание народных масс, доведенных до отчаяния.
Они и не заметили, как солнце вновь скрыли тучи, а тяжелые, тугие капли уже начали падать на жаркие улицы и тротуары. Через минуту город накрыл ливень. Группа моментально рассыпалась в поисках укрытия, а Ольга звонко взывала:
— Товарищи, далеко не разбегайтесь! Мы должны вернуться к автобусу через час! Слышите?
И тут она взглянула на Андрея, стоявшего рядом с ней под дождем.
— А почему вы не прячетесь? — девушка вся съежилась в своей кофточке, давно уже промокшей.
— Из чувства солидарности, — ответил он, разглядывая вдруг отчетливо проявившуюся в намокшем платье изящную фигурку.
— Вы и заболеете вместе со мной из чувства солидарности?
— Не хотелось бы. Поэтому предлагаю найти укрытие.
Взяв девушку за руку, Андрей потащил ее к какому-то подъезду. Они бежали по белесым от пыльцы лужам, огибая ограды и припаркованные машины. Андрей чувствовал, что именно в этот момент происходит что-то неуловимо зыбкое, что очень легко потерять, упустить и никогда не вернуть…
Они влетели в полутемный подъезд. Оглушительно хлопнула дверь, отразившись эхом на всех этажах. За мутным стеклом двери низвергались потоки воды, а в подъезде стояла могильная тишина. Переход из грохота майской стихии в эту священную тишину показался таким резким, что они замерли, оглушенные… и мокрые. Андрей смотрел, как ручейки воды стекают с ее юбки на коричневый кафель пола и на легкие босоножки.
В подъезде было прохладно, и Оля начала мелко дрожать. Андрей снял свою кожаную куртку с заклепками и мгновенно накинул ей на плечи.
— Ну что вы! Не нужно! — запротестовала она, сделав освобождающее движение плечом, но Андрей опередил ее, посмотрел нарочито строго.
— Милая леди, если вы заболеете, я как истый джентльмен буду винить в этом себя, а поэтому явлюсь под окна вашей больницы и застрелюсь на глазах у изумленного персонала.
Удивительно, но в ее глазах он прочел… ужас!
— Я пошутил, — засмеялся он.
Оля укоризненно покачала головой и тихо произнесла:
— Со смертью не шутят.
Ему показалось, что она знала, о чем говорила. И говорила без иронии, искренне, будучи уверенной в том, что Андрей мог бы исполнить свою угрозу.
И снова Андрей почувствовал свою вину за то, что испугал ее: невольно, повинуясь своей привычке к пустому, необременительному трепу, так распространенному в его среде.
— Меня зовут Андрей, — невпопад, лишь бы сказать что-нибудь, пробормотал он.
«…рей…рей…рей…» — ответило эхо на этажах.
— Сергеевич, — добавила Оля, улыбнувшись. Потом запрокинула голову, вглядываясь в сумрачную глубину подъезда, куда уходила бесконечная клетка старого лифта. — Мне всегда казалось, что эхо — это маленький смешной бородатый гном, нарочно повторяющий за людьми…
«…дьми…дьми…дьми…» — откликнулся «гном».
— Слышите? — удовлетворенно шепнула она.
— М-г, — глупо кивнул Андрей.
«…мг…мг…мг…» — разбилось о стены.
— Ты где? — отослала Оля свой вопрос в темноту.
«…где…где…где…»
Ее игривое настроение передалось и ему.