В самый разгар восстания в Екатеринбург прибыл Троцкий. Его ждали и в Тюмени, надеялись, что предреввоенсовета, наркомвоенмор поможет руководителям губернии разобраться в обстановке, выработать правильные методы борьбы, помочь оружием и боеприпасами (в них ощущалась острая нужда).
Троцкий в Тюмени не показался. Правая рука Ленина, крестный отец концлагерей и заградотрядов, архитектор всероссийской казармы, в которую надлежало обратить Республику Советов, Лев Троцкий воспринял крестьянское восстание в Сибири, как желанный долгожданный повод пожечь, порубить, потоптать своевольного, дремучего сибирского мужика, накинуть на него большевистское ярмо, впрячь в колымагу военного коммунизма, раз и навсегда превратить в бессловесного, покорного, забитого раба.
Вслушайтесь в тон резолюций и приказов Троцкого: «испепелить», «разрушить до основания и разбросать камни», «предать смерти до третьего поколения», «залить кровью и свинцом», «обескровить», «додушить» и т.п... Знакомые Ильичевские интонации. Свинья не родит бобра – это точно. Большевистская диктатура пролетариата могла породить руководителей и вождей только Ленинского типа. И вернее всех к этой роли подходил, конечно, Троцкий...
Вместо того, чтобы укрепить Тюменскую парторганизацию опытными пропагандистами для агитационной работы среди взбунтовавшихся крестьян, Троцкий обязал Тюменский губком немедленно направить на лесозаготовки 250 самых активных коммунистов.
Ленинско пренебрежительное отношение наркомвоенмора Троцкого к крестьянству сказалось и на выборе армейских подразделений для подавления восстания сибирских крестьян и на уровне идейной обработки красных карателей. Троцкий не сомневался: облаченный в красноармейскую шинель, крестьянин не посмеет ослушаться большевистского приказа, станет беспощадно стрелять и колоть такого же крестьянина.
К счастью, жизнь конструируется не по-большевистским догмам, не по учению Ленина, не по велению Троцкого. Их расчеты одним взмахом красноармейского кулака пришлепнуть взбунтовавшихся сибирских крестьян не оправдались. Красноармейцам не доставало убежденности в разумности и необходимости вершимого. Особенно ярко это проступило в действиях Казанского полка, прибывшего на подавление восстания.
В бою под Ярково четвертая и пятая роты этого полка в полном составе, с оружием и пулеметами, перешла на сторону восставших, а остальные красноармейцы были так распропагандированы противником и настолько деморализованы, что их пришлось отводить в тыл.
Немногочисленные исследователи сибирских событий 1921 года твердят: повстанцы действовали организованно и сплоченно.
В своей книге «Разгром Западно-Сибирского кулацко-эсеровского мятежа» (Тюмень, 1961) М. Богданов утверждает, что «весь район мятежа был разбит на четыре фронта: Северный (Тобольск), Южный (Кокчетав), Восточный и Юго-Западный».
Стало быть, существовало единое командование, единый центр, где и осуществили разбивку на фронты, где назначали и смещали командующих этими фронтами.
Находясь в плену той же схемы, в статье «Разгром кулацкого мятежа в 1921 году» («Сибирские просторы» – 1958 – № 2) М. Беляшов «учреждает» у мятежников должность Верховного главнокомандующего и «назначает» на этот пост полковника Сватоша – бывшего адъютанта генерала Гайды. Доказывая единство действий повстанцев, их связь с иностранными разведками, Беляшов сообщает прямо-таки ошеломляющие «факты» о существовании какого-то Сибирского повстанческого штаба на станции Петухово, которым якобы командовал бывший царский генерал Родин; о постоянной радиосвязи Сватоша с белогвардейским заговорческим центром в Архангельске, а через него с англо-американскими империалистами. При этом Беляшов ссылается на документы Тобольского госархива – фонд 13, дело 119, лист 1.