Нужно было сделать правильный выбор. Но сейчас все было слишком субъективно, слишком часто она еще вспоминала, не забыв, слишком часто болело сердце, слишком часто она была... не собой.
С решением этой проблемы неожиданно помогла Тамара. Ее персональный ангел-хранитель.
Казалось, она видит и замечает все, даже то, что другие заметить или увидеть были не в состоянии.
- Думаешь, сказать ему или нет? – будто читая ее мысли, поинтересовалась она у Лены, застав.
Лена удивленно вскинула на нее покрасневшие глаза. Тут же потупилась, смущенно покраснев.
- Да я же вижу, - без злобы проговорила подруга. - Я ж такое тоже пережила, у самой вон дочка без отца растет. Я-то своему сказала тогда, а что толку? – Тамара равнодушно и как-то беспечно пожала плечами. – А ему-то что? Что было, что не было. Лишние проблемы на голову. А я тогда и решила, что сама буду воспитывать, - она нахмурилась. – Только сложно это. Да и неправильно. У ребенка отец должен быть в равной степени, как и мать. Не дело это, когда девка, а уж тем более, пацан без отца растет! Не дело. Я тогда своему сказала, так он рукой помахал и только открытки на дни рождения и присылал, пока и про них не забыл... – она замолчала, а потом вдруг спросила: - А твой что? Так же отреагирует?
Даже, наверное, хуже...
- Он не хотел детей, - тихо проговорила девушка.
- Нуу, не хотел, - протянула женщина, - а, может, он из тех, кто их боится просто? Вон, как у Динки, я тебе не рассказывала? – и Лена отрицательно покачала головой. - У Динки муж был... то есть как был, он у нее и сейчас есть. Сын у них сейчас растет и дочка, - поведала Тамара. – Муж ее, Вовка, такой весь из себя гусак, главарь, лидер, и все у него ладится, и все получается. А детей не хотел, - заявила Тамара. - А Динка хотела, очень хотела. Ну, мало ли что он не хочет, подумала она. Не хочет – заставим, как говорится! – рассмеялась Тамара. – Ну, вот она забеременела, без спроса мужа, думала, что тот привыкнет, смирится, да и все образуется у них. Ан нет, не образовалось. Вовка-то как узнал о том, что папашкой станет, так чуть ее со свету не сжил. И грозил, и ругался, и предательницей называл, и лгуньей. Даже аборт предложил делать, - поморщилась женщина. – А Динка ни в какую! Какой аборт, ей уже за тридцатник тогда было! Она отказалась, а Вовка от нее и смотался, - присвистнула Тамара. – Ну, Динка попереживала, погрустила, на развод даже подала, а когда сына-то родила... Вовка к ней с цветами, прости, помилуй, был не прав. Но Динка у нас баба умная и гордая, она сразу не сдалась. Пришлось Вовке ее поуламывать. Ну, ничего, сдалась. Кто перед ним устоит? – хихикнула она. – Вот сына теперь растят, а через два года она ему еще и девчонку подарила, так тот рад, себя не помнит. А когда-то детей не хотел! – хлопнула она глазами. - Так что, если есть возможность, нужно сообщить. А то момент упустишь и все... Поезда, они, знаешь, не всегда на место отправления возвращаются. В одну сторону, да и все. Ищи ветра в поле.
Лена долго думала над словами подруги. Слишком много сути было в них, правды, истинности. Но и страх будто сковал ее поперек так, что не вырваться, скрутил прутьями и удерживал в своих тисках.
Сообщить Максиму о малыше. Но как?.. Какие слова подобрать? Что он скажет? Как отреагирует? Да и как заговорить? После почти двух месяцев глухого молчания?!
Сообщить новость и просто... исчезнуть? Ведь она была еще не готова к тому, чтобы вернуться – нет! И к тому, чтобы просто встретиться с ним, тоже была не готова. А он будет настаивать, умолять, просить...
А ей останется только сдаться? Вернуться лишь для того, чтобы потом сломаться?! Погибнуть окончательно? Нет. Не сейчас. Она еще не сильна духом, не выросла, не окрепла, слабая и безвольная. Выращенная в парнике орхидея еще не готова была встретиться с холодом морозных зим.
Но и молчание было неправильным решением проблемы. Он должен был знать, Тамара права. Не только она должна принимать решение, но и он тоже. Она должна хотя бы сказать ему, чтобы он был осведомлен. Ей необязательно с ним видеться, встречаться, долго разговаривать или слушать его уговоры вернуться или же упреки и новые обвинения. Она может просто позвонить ему, сказать новость и... исчезнуть вновь.
Подло, неправильно, мерзко? Но не ему рассуждать о подлости и мерзости в ее сторону!
И она решилась. Неожиданно, спонтанно, твердо. Дрожащими руками набрала его номер.
Сердце разрывалось от собственного биения в такт каждому короткому гудку телефона.
Поднял не сразу, а она дрожала, стискивая зубы и глубоко вдыхая теплый воздух, пропитанный испугом и ожиданием.
- Да? – голос, от которого ее всегда бросало в дрожь. Она не слышала его почти два месяца!.. Такой знакомый, родной, но вместе с тем... будто чужой, какой-то отстраненный, не свой...
А она молчала. Заранее заготовленные слова вдруг ушли, оставив место одинокой немой пустоте.
- Вам что заниматься нечем?! – рычит Максим в трубку, не сдерживаясь. А у нее сильнее стучит сердце.
Злится. Она до сих пор помнит, как он злится... И, как дышит, тоже помнит, и как говорит...
Дрожит все, даже душа, надорванная и брошенная к ногам.
- Максим... – выдавила из себя она, наконец, и, тяжело вздохнула, - это я... Лена.
Он так и не узнал, где она. Воркутов не давал ответов. Почти два месяца без нее. Пятьдесят два дня без нее, превратившиеся в вереницу слившихся в одно вечное монотонное мгновение минут и секунд. Немое, мрачное давление на его психику и нервы от потерянности, неизбежности рока, бессмысленности своего существования и желтой болезни в его душе. Без права переиграть, повторить или удержаться на плаву.
Без права начать мечтать или просто подумать о том, что все еще может... повториться или стать иным.
Когда Воркутов, после почти двух месяцев поисков сказал, что круг сужается, Максиму показалось, что это был его круг, и сужался он вокруг него, именно его завербовывая в свой капкан, в свои сети и путы.
- Надежды нет? – сухими губами, ощущая горечь на языке, спросил он детектива.
- Есть. Но очень слабая, - ответил тот. – Продолжать поиски?
- Да, - коротко и лаконично.
- Это потребует дополнительных затрат...
- Хорошо. Я оплачу, - перебил Максим, заглядывая мужчине в глаза. – Если вы обещаете, что найдете ее.
Прямой пристальный взгляд впился в него уколом острой боли.
- Найду.
Максим коротко кивнул, отворачиваясь к окну. Значит, так тому и быть.
Как долго еще продлится его персональная пытка? Как много времени отвел ему некто свыше, чтобы понять, принять, смириться, вытерпеть... и не сойти с ума?.. Есть ли у него хоть малый, хоть ничтожный шанс на то, что у них с Леной есть будущее? Расплывчатое, неопределенное, не выстроенное и не понятое еще ими двоими, но есть?.. Каков шанс на то, что она простит его, а он простит сам себя?..
Время способно было расставить все по своим местам. Но время сейчас играло не за него, а против.
Он почти с ума сходил от неизвестности, потерянности, едкой безнадежности. Он не находил себе места в квартире, он часами разъезжал по городу, не желая возвращаться в пустую одиночную камеру с личным надзирателем. Воспоминаниями и размышлениями.Они сводили его с ума, делали почти безумным.
Как он мог допустить, чтобы это случилось с ними? Этот разрыв, крах, полное уничтожение?
А делал ли он хоть что-то для того, чтобы сохранить то, что между ними было?!
Боже, какое глубокое, острое, убивающее чувство безысходности и неотвратимости! Наверное, именно в такие моменты люди и сходят с ума, наедине со своими самотерзаниями, тревогами и мыслями, никем не понятыми и не принятыми, никем не выслушанные и просто забытые. В такие минуты понимаешь, что у тишины есть звук, а у безвкусия – пряный, но острый вкус металла, и все это монотонно давит на тебя.