— Раз уж ты только что погубила свою бессмертную душу, может быть, и котел тебе не нужен? — Потом я вспоминаю о яйцах, осторожно вынимаю их из кармана пальто и подаю ей мешок. — Снесены сегодня утром, — говорю я.
Она запускает пальцы в солому и нащупывает яйца.
— Еще теплые, — говорит она. — Как ты думаешь, из них вылупятся цыплята, если положить возле плиты?
— Они тебе, чтобы ты поела.
— У меня хватает, чего поесть.
— По тебе не скажешь, что хватает.
— Я хочу завести цыплят.
— С ними много возни.
— Я знаю. Но было бы так мило, чтобы они бегали вокруг. Джинни они понравятся. У нас не было даже собаки. У меня не было собаки, — поправляет она себя.
— Собаку можешь завести.
— Нет, не могу. Я не знаю, где окажусь. Знаешь, я собираюсь продать дом.
От этих слов меня прошибает озноб. Я за нее боюсь. Она живет по-бивачному, как будто остановилась постоем в этом доме, как будто он ей не принадлежит. Забывает поесть. Совсем худая и бледная. Когда она собирает волосы в прическу, а сверху надевает шляпу, со стороны выглядит, будто ее шея вот-вот подломится под этим грузом.
— Я видел в Лондоне девушек с коротко стриженными волосами, — говорю я. — Бежали за омнибусом.
Фелиция занята Джинни и не отвечает. Я вхожу в дом следом за ними. Фелиция снимает с дочери бархатное пальтишко и шляпку и развешивает. Я смотрю, как она наклоняется и поворачивается, разглядываю изгиб ее тела, когда она тянется к крючку. Трудно поверить, что эта девочка вышла из тела Фелиции. Я поскорее переключаю мысли на что-то другое. Под пальто у Джинни красное шерстяное платьице с оборками. Фелиция снимает с другого крючка передничек и надевает его на девочку.
— Теперь можешь поиграть, — говорит она.
— Нужен еще крючок пониже, чтобы она могла дотянуться. Так она быстрее научится сама вешать свои вещи. Я могу прибить крючок, если хочешь, — говорю я.
Лошадка Джинни — это потрепанная плюшевая лошадиная голова на палке, с гривой из настоящего конского волоса. Помню, как скакала на ней Фелиция. Джинни для этого еще слишком маленькая, но она сидит на полу с лошадиной головой на коленях и что-то ей напевает.
— Она любит эту лошадку, — говорит Фелиция. — Берет с собой в кровать.
— Ты можешь оставить ее тут играть, когда мы пойдем в подвал?
Фелиция смеется.
— Конечно, нет! Ты не особо разбираешься в детях, да, Дэн? Я с ней каждую минуту, когда она не у Долли. Но сегодня я забрала ее домой пораньше, потому что не хотела, чтобы Долли повела ее с собой в церковь. Джинни испугается, если я спущусь в подвал и оставлю ее одну. Я могу понести ее на руках. Для нее это будет приключение.
— Я понесу ее, если хочешь.
— Попробуй.
Фелиция, видимо, не думает, что девочка согласится на это. Я поднимаю Джинни на руки, и она поначалу отворачивает от меня лицо. Боюсь, что она заплачет, поэтому успокаиваю ее, как пони, которого мы тогда увели с поля.
— Пойдешь со мной вниз, да, Джинни? Твоя мама посветит, а мы пойдем за ней следом. Ты все время будешь ее видеть.
Спустя минуту я чувствую, как ее тело становится податливым и приникает к моему плечу. Фелиция смотрит на меня, ее лицо смягчается.
Она ведет меня к подвальной лестнице. Я нагибаюсь и прикрываю голову Джинни рукой, чтобы не задела низкую притолоку. На этот раз Фелиция взяла два фонарика, несмотря на солнечный день.
— Я покажу тебе, где хранятся инструменты для котла.
Там обнаруживаются печные лопаты, необычайно длинные кочерги с изогнутыми под прямым углом концами, щетки, гаечные ключи, клещи, набор щеток для дымохода. Я передаю Джинни матери и перебираю инструменты, и наконец все необходимое для меня разложено на каменном полу перед котлом. В том числе одна железяка наподобие рычага, чтобы открывать дверцу котла. Изнутри доносится застарелый запах гари. Я достаю из котла все, что навалил туда Джош: бумагу, дерево, уголь, кучку кокса. Бумага сгорела, но дерево только опалилось. С грохотом выдвигаю решетку и выгребаю котельный шлак. Его не очень много. Беру самую длинную щетку для дымохода и вставляю в трубу. Проталкиваю как можно глубже, ворочаю из стороны в сторону, но сажа не вываливается, как было в доме Мэри Паско. Выпадает кое-какая грязь, но тоже немного. Я возвращаюсь к проходу, посмотреть на Фелицию с Джинни, но в подвале пусто. Наверное, она отнесла девочку наверх.
В детстве мы ползали по проходам, которые вели к трубам с горячим воздухом. Этим можно было заниматься только летом, когда котел был холодным. Для ребенка они были достаточно широкими. Даже очень широкими. Помню, как мы шмыгали по ним, будто крысы, и нам не приходилось протискиваться.