Здесь холодно. Я снова сажусь на корточки и осматриваю котел. Наверное, где-то внутри отопительной системы что-то засорилось, поэтому котел перестает работать, не успевая по-настоящему растопиться. Я поднимаю фонарик повыше. Вверху, в углу котельной, видно, что проволочная сетка, которая должна покрывать вентиляционную шахту, разорвана. Отверстие достаточно большое для крысы или для птицы. Если она туда проберется, то обязательно где-нибудь застрянет, но где именно? Наверняка в какой-нибудь чувствительной части механизма.
Котел похож на паука, сидящего посреди паутины. Раньше мы любили играть в этих туннелях. Помню, как я сидел затаившись, едва дыша, и прислушивался, не раздаются ли где шаги Фредерика — или шарканье, если он полз на четвереньках. Самый большой туннель расположен прямо напротив котла. Не знаю, какое у него назначение. В отличие от остальных, в нем нет металлической обшивки поверх кирпичной кладки. Может быть, его построили с какой-то целью, от которой потом отказались.
Этот туннель притягивает меня. Я знаю, что не решу проблему с котлом, если буду обшаривать подвал, но мне этого хочется. Фелиция наверху, далеко. Этот дом построен слишком основательно, чтобы я расслышал хоть один звук с поверхности земли.
Раньше мы вставали на деревянный ящик под входом в туннель, чтобы взобраться наверх и потом проникнуть внутрь. Я вспоминаю об этом. Высота немалая даже для взрослого человека. Кладу ладони на кирпичную кладку, натуживаюсь и подтягиваюсь. Усилий приходится приложить гораздо больше, чем мне запомнилось, да и я стал слишком большой. Мое тело заполняет все пространство, а голова натыкается на потолок туннеля. Пытаюсь за что-нибудь уцепиться рукой, выгибаюсь, отталкиваюсь ногами. Наконец растягиваюсь во всю длину, и становится легче. Места не хватает, чтобы встать на четвереньки, но я могу передвигаться вперед на локтях. Тут не темно, совсем не темно. Я чувствую себя в безопасности. Туннель не сужается, но в одном месте образовывает угол, и мое тело вспоминает, как когда-то, извиваясь ужом, с детской гибкостью легко преодолевало этот угол. Теперь мне это не под силу. Поворачиваюсь на бок, опускаю голову, выставляю вперед правое плечо и отталкиваюсь носками ботинок. Я двигаюсь. Огибаю угол.
На полпути мои ботинки теряют опору. Я застреваю. Не могу развернуться. Не могу двинуться вперед. Дрыгаю ногами в поисках опоры и понимаю, что назад двинуться тоже не могу. Оттолкнуться не от чего. Я в неправильном положении.
Не спеши. Не спеши. Подумай как следует. Не поддавайся панике, малец. Да, увяз ты основательно. Дюйм за дюймом, царапаясь о кирпичи, я поворачиваю голову. Голова самая большая, ты должен ее просунуть!
О дивный сон… ужели я… О дивный сон… ужели я… О дивный сон… О дивный сон… О дивный…
Не позволяй своим мыслям переходить за предел, Дэнни! И сам не переходи за предел. Позади тебя ничего. Держись ровнее. Держись вернее.
Я огибаю угол, словно рыба, как будто что-то меня подталкивает. Становится совсем темно. Туннель почему-то расширяется. Не помню, чтобы так было. Я чувствую что-то позади себя. Поверх кирпичной кладки натянута металлическая сетка. Но разве это кирпичная кладка? На ощупь слишком холодная и сырая. Пахнет гниющими мешками с песком. Конечно, в дом проникла сырость. Может быть, старина Деннис, сам того не зная, построил его над подземным ручьем.
— Фредерик?
Я отодвигаюсь, и моя спина упирается в стену. Он обмяк рядом со мной, склонив голову себе на грудь. Он совсем вымотался, пока мы залезали в убежище. Основное делал я — изо всех сил тянул его вперед и поддерживал, чтобы он не свалился в лужу на дне воронки. Я боялся за его ноги, но еще больше боялся, что мы останемся на виду.
Выпрастываю руку и обшариваю грубую кирпичную кладку туннеля под Альберт-Хаусом. Я совсем запутался. Такое бывает от усталости. Думаешь, будто делаешь одно, а в действительности делаешь другое. Думаешь даже, будто проснулся, а на самом деле спишь. За это могут расстрелять. Бывает, что шагаешь в строю и спишь на ходу.
Я в убежище внутри воронки. Я под Альберт-Хаусом. И то, и другое правда, и я оказываюсь то тут, то там. Неизменно лишь то, что рядом Фредерик. Я меняю положение, и он тоже. После всех усилий забраться сюда он заснул. Своим немалым весом наваливается на меня. Я обхватываю его плечи правой рукой, чтобы поддержать его. Он большой, тяжелый, холодный. Поэтому я понимаю, что он не призрак. Сквозь призрак можно просунуть руку и ничего не почувствовать. И он ничего не почувствует. Но даже в глубоком сне Фредерик знает, что я рядом. Он тяжело вздыхает и поворачивает голову ко мне.