Маг поправил плащ и прошелся рядом со статуями, внимательно смотря по сторонам. Черные фигуры располагались концентрическими кругами, и, потратив пару минут, парень выяснил, где центр. Он хмыкнул под нос и быстрым шагом направился туда. В ушах мягко шелестел ветер, разгоняющий снег вокруг.
Только через несколько минут, когда шелест ветра усилился, Фоксхау разобрал в нем отдельные фразы - обрывки молитв. Десятки и тысячи молитв шуршали вокруг, гудели в воздухе, пульсировали в ушах. Слова, слова - они перебивали друг друга, переплетались, впивались одно в другое страстными поцелуями, превращаясь в звукового мутанта. В абсолютную какофонию.
Маг решил не останавливаться и упорно шел вперед, зарываясь ногами в снег. Гудение молитв только усиливалось, и каждый шаг давался с большим трудом. Мольбы забирались в уши, словно тысячи маленьких пальцев, и Фоксхау даже захотелось почесаться.
В конце-концов маг, почти ослепнув от бьющего в лицо снег и оглащующих молитв, делает последний шаг и больно врезается бедром в алтарь из черного камня. Приоткрыв глаз, он замечает кожаный переплет и поблескивающие замочки, почти занесенные снегом. Мольбы взвыли с новой силой, и маг поморщился от рези в ушах.
Приоткрыв глаза, Фоксхау уставился на тяжеленный том, водруженный на алтарь: толстая обложка из черной кожи непреодолимо притягивала взгляд парня. Он почти ощущал ее зов - прикосновение тонких и холодных паучьих лап, пробирающихся по позвоночнику. Даже рев молитв на несколько минут затих перед зовом фолианта, возлежащего на каменном ложе.
Парень внимательнее всмотрелся в обложку, едва не рухнув с ног из-за особенно сильного порыва ветра. Темная кожа едва заметно бугрилась и плыла перед глазами, словно битум или зелье, пузырящееся в котле. Фоксхау прострелило целой серией воспоминаний об адском жаре алхимической лаборатории, постоянном заучивании рецептов и хриплом грудном крике Лорда. Старый консерватор достал парня и посреди занесенной снегом Пустоши через память и вспыхнувшие болью ожоги, изуродовавшие и деформировавшие левую грудь.
Молодой маг сцепил зубы от ярости и рванулся вперед. Руки крепко вцепились в древний фолиант и одним движением подняли его с алтаря. Книга поддавалась с большим трудом и отрывалась от камня со звуком трескающейся плоти. Парень чувствовал, как обложка тома скользит под пальцами, словно подгнивающая кожа на старых костях.
Напрягшись, Фоксхау наконец-то стянул том с алтаря и отступил на несколько шагов назад. Молитвы, еще мгновение назад терзавшие его, затихли - и на поляне воцаряется полнейшая тишина. Маг, не раздумывая, сует фолиант в сумку и разворачивается, собираясь идти дальше.
Тишину разорвал в клочья, разнес на мельчайшие обрывки и разметал вокруг кровавыми ошметками дикий рев боли. Обсидиановые статуи покрылись трещинами, и камень начал с треском осыпаться вниз, обнажая беззащитную плоть.
Под обликом черных изваяний скрывались сотни живых людей. Фоксхау некогда слышал что-то о подобных ритуалах, о тех, кто собирался пережить окончательную смерть мира, превратив свою плоть в камень, но впервые видел их собственными глазами.
Цепи ритуала, сдерживающие камень вместе, разваливались, и люди возвращались в реальный мир. Смерть заклинания буквально выдергивала их из магической неги и швыряла во всепожирающее пламя страдания.
Обсидиан осыпался на землю, унося за собой целые куски плоти, и вот на снег брызнули первые кровавые капли - предвестники настоящего красного ливня. Кожа пробудившихся исходила паром магических эманаций и слезала с мышц, словно размоченная водой бумага. Они падали в снег, разрывая глотку криками и стонами.
Фоксхау ошеломленно наблюдал за происходящим, вцепившись в сумку, где спокойно лежал фолиант.
Один из пробудившихся, судя по некогда богатой одежде - глава культа, попытался что-то крикнуть молодому магу, но не смог. Его тело с молниеносной скоростью сгнивало заживо, а изо рта вырывались только потоки гноя и кровавые ошметки.
Последнее, что увидел молодой маг, перед тем, как закрыть глаза от ужаса - это длинный бронзовый кинжал, висящий на разукрашенном поясе главы культа. И клубы черного дыма, расползающиеся между пробудившимися культистами.
Все больше статуй превращаются обратно в людей. На снег сыплются осколки обсидиана, обнажается гниющая и отслаивающаяся от костей плоть, сворачивающаяся в мгновения кровь падает на землю комками и струпьями. Многоголосый вой разносится по плато, заглушающий даже неистовствующий ветер.
Фоксхау отступает к алтарю, не спуская глаз с открывшегося ему зрелища. Он привычным движением рук сотворяет формулу и обнажает магические поля происходящего. Разум настоящего ученого принимается лихорадочно запоминать открывшееся буйство красок и сил. Фоксхау выдергивает из сумки блокнот и принимается быстро записывать все, что ему удается ухватить.