— А семя тех, кто их сажал, тоже подрастет? — с легкой иронией переспросил Анатолий. — Они-то, думаешь, куда надо заведут? Раньше их тоже неслабо прореживали. А после Берии как-то поуспокоились с селекцией. Или, может, вывели нужный сорт? Ждем первый урожай...
— Мичурина на них нет — вот в чем беда, — согласившись коротким кивком, со значением вымолвил дед, дрожащей рукой осторожно поднимая полный стакан. — Мельчать будут, вырождаться. И сдадут все к черту американцам.
— Ну, отец, ты уж совсем в фантастику ударился, — возразил, усмехаясь, Панаров, выпив на секунду позже старшего и забросив в рот кусочек соленого огурца. — У нас самая большая армия, ракеты, ресурсы... Кто с нами что сделает?
— Если опять война — то никто, — утвердительно ответствовал тот. — А вот ежели по-другому, изнутри — сдадут все к черту... Ленин нам новый нужен. И Сталин. А их нет и не будет.
— Как же Америка-то без лениных и сталиных цветет и пахнет? — поинтересовалась Надежда, пододвигая поближе к мужу тарелку с котлетами. — И мы так же проживем, покуда наверху чуть-чуть про народ думать начнут. Не про Африку с Кубой, а про своих.
— Про Америку, дочка, мы, может, много чего не знаем, — миролюбиво вставила Вера Андреевна. — Может, у них там, изнутри-то, все еще хуже, чем у нас? Вот они и грозят всем бомбой. Кто ведь сильный, тому незачем, чтоб его боялись.
— Все равно, отец, даже изнутри не сдадут, не успеют — долго ли они высидят?.. Кончат как те, что от поляков в Смутное время там засели, — помолчав и поразмыслив над словами Архипыча, заключил Панаров.
— Сынок, а долго и не надо!.. Испробованный метод — одеяла в подарок... Чума иль еще мор какой. И вместо дикого запада — дикий восток… Колесо совершит еще один полный виток.
— Да, отец, по-моему, такие мысли — от таблеток твоих, аккуратнее бы ты с ними, — недоверчиво заключил спор Анатолий, вставая из-за стола покурить во дворе.
Застолье завершилось как всегда. Василий Архипыч, окончательно опьянев, решительно и с пафосом запел зычным, бархатистым баритоном «Артиллеристы, Сталин дал приказ». Дедушку никто за столом не поддержал, и его уложили спать в передней — впрочем, ненадолго. Он целую ночь, словно разбуженный зимой шатун, задумчиво блуждал впотьмах, колобродил по комнатам, что-то глухо бубнил под нос, громогласно заговаривал со спящими за перегородкой сыном и снохой, с кашлем, поминутно давясь, жадно и без разбору поглощал всю пищу, что находил в холодильнике, в два-три прихода испивал целый бидон ледяного молока и несколько раз норовил во весь голос завести песню из своего богатого военного репертуара, на первой же строфе прерываемый благоразумным сонным шипением бабушки Веры с дивана.
Это-то превыше всего и не нравилось Алеше — все движения дедушки происходили за утлой стенкой с дверным проемом, завешенным шторкой, так что он слышал из спальни каждый звук и до утренних сумерек не мог заснуть.
Панаров тоже осоловел от водки, выпитой почти без закуски, ибо «или я ем, или я пью», и что-то невнятно бормотал своей матери заплетающимся языком, по-детски склонив голову к ней на плечо. Трезвыми оставались лишь Надежда, целый вечер прикладывавшаяся губами к одной и той же рюмочке, да Вера Андреевна, пившая наравне с мужчинами, но никогда не пьяневшая.
Ее второй сын, Владимир, высокий, хорошо сложенный блондин с красивыми голубыми глазами, «не в панаровскую породу», как любила она подчеркнуть с многозначительной улыбкой, отслужив армию во внутренних войсках, устроился работать в милицию в области, в Саратове, женился на симпатичной, под стать ему, ладной фигурой и ростом, медновласой Софье и родил сына Вадика, двоюродного брата Алеши.
Из-за того, что младший больше походил на нее, Вера Андреевна, видно, и любила его сильнее. Денежные переводы с пенсии неизменно отправлялись именно в его семью. Надежда имела тому свое объяснение: «Я все время ору, лаюсь, чтоб она моего не спаивала, а Сонька с ними пьет и привечает ее. Алкаши они там все…»
Тусклое серое утро после вчерашнего застолья началось с того, что бабушка достала потертый коричневый кожаный кошелек с хромированной защелкой, вынула трешку и попросила: «Толик, сбегай в магазин за кислушкой».
Тот с готовностью исчез и воротился с авоськой, растянутой почти до пола зелеными бутылками с дешевым сухим вином.