Взяв берданку в руки, передернув затвор и заглянув в дуло, с явным облегчением в голосе и уже слегка высокомерно он вопросил:
— А где ты живешь?.. Пойдем-ка, сынок, к твоему папке наведаемся.
Мальчик быстро сообразил, что совершил что-то не совсем правильное — видимо, детям не полагается играть с взаправдашним оружием. Привести в дом двух взрослых милиционеров не предвещало ничего доброго.
— Это не мое ружье, мне его поиграть дали, — понурив голову, чувствуя непривычный холодок внизу живота и сухость во рту, нехотя сознался он.
В это время над срубом вынырнули любопытные головы партизан.
— Вон оно что! — удивился милиционер, подмигнув коллеге. — И кто же тебе его дал поиграть?
Панаров чувствовал, что совершает подлость — собирается наябедничать на приятеля. Но обуявший его страх неизвестных последствий, нешуточных неприятностей и горячее желание их избежать, извернуться, выкрутиться были сильнее. Он решился и показал пальцем на Павлушку: «Вот он».
— Ну-ка, вылезай и иди сюда, — строго повелел усатый служитель порядка.
Павлушка, мигом посерьезнев, перелез через бревна, спрыгнул в траву и с опаской, нахмурившись, неспешно подошел к взрослым.
— Твое ружье? — вопросительно обратился к нему милиционер.
— Да, — лаконично ответил тот.
— Где взял? — полюбопытствовал высокий дядя в фуражке.
— У отца.
— А где ты живешь?
— Вон там, — Павлушка указал рукой в сторону своего дома.
— Ну, пошли в машину, поедешь с нами и покажешь, — предложил милиционер.
Двое взрослых крупных мужчин в форме и крохотный, смуглый, почти наголо обритый мальчик удалились в сторону зеленого «уазика» с голубой полоской и мигалкой на крыше, затем машина рывком дернулась и уехала.
Алеша стоял потрясенный, не в силах ничего изречь... Что ждало Павлушку? Наверно, посадят в тюрьму?.. И ведь это он виноват. Он предложил поиграть. Он радовался тяжести настоящего, взрослого оружия в руках, он попался на глаза милиционерам, и он трусливо сдал товарища. Мог наврать, сказать, что нашел ружье в кустах, мог поехать вместе с Павлушкой и признаться, что это была его затея, мог быть просто рядышком с другом в беде... Не сделал ничего. Струсил...
Но ведь так быстро все приключилось! Он растерялся и не успел ничего измыслить, поступил, как было легче всего. С другой стороны, ведь сказал взрослым правду, как и учили поступать воспитательницы в детсаду. Отмолчаться все равно бы не получилось.
Алеша подумал, что все время говорить лишь правду — не совсем хорошо. Нельзя правдивостью прикрывать трусость, нельзя, чтобы из-за твоей правды терпели, страдали друзья. Значит, говорить неправду — не всегда плохо? Почему только взрослые этому не учат?
Все же мальчик испытывал и облегчение, что для него неприятности на сегодня закончились и он может вернуться домой, ничего не рассказывая о случившемся родителям. Хранить секреты и скрывать свои чувства он уже научился.
Для Павлушки день завершился поркой. Берданка была изъята, а дядя Гоша заплатил штраф. Никто из них никогда не упрекнул Панарова в недостойном поведении. Лишь дядя Гоша порой задумчиво на него поглядывал и приговаривал: «Далеко пойдешь, парень». Алеше был невдомек смысл его слов, но он не переспрашивал.
Порка ремнем не стала для Павлушки чем-то небывалым, посему он спокойно, стоически воспринял безвинное наказание и ничуть не обиделся на друга. Или решил не подавать виду.
Глава 23
С приближением зимы мама Алеши забеспокоилась, что запаса дров в поленницах в сарае не хватит на две галанки и недавно поставленную во дворе, метрах в пяти-шести от дома, баню.
Новая баня пахла сосновой смолой, меж ровными венцами выглядывал не сухой, крошащийся мох, как в конюшне — кудрявилась добротная волосистая пакля, узкое оконце было плотно пригнано к пазам, низенькая дверь была обита снаружи, для тепла, старым войлочным одеялом, и острия гвоздей опасно торчали с внутренней стороны, как в воротах средневекового замка, оттого следовало очень осторожно открывать ее изнутри.