Выбрать главу

Лучше было сразу с полным дымящимся пластмассовым подносом в руках доискаться свободного места с придвинутым к столу никем не занятым колченогим стулом.

Первоклассников в продленке было много — четыре класса почти по сорок человек, все шли на обед одновременно и должны были за полчаса выстоять очередь, тянувшуюся из длинного здания на улицу, быстро набрать на поднос огнедышащую тарелку с супом, объемное пролетарское второе, недослащенный бледноватый чай и булочку или коржик, спехом съесть, сколь успеется, и по зычному зову учительницы построиться снаружи у входа. Следующие полчаса предназначались для полутора сотен второклассников, за которыми уже тянулись голодные третьеклассники.

Первое блюдо подавалось почти кипящим, поэтому догадливые школьники быстро сообразили, что начинать нужно со второго и с компота. Нетронутые щи возвращались на кухню и радовали обитателей заводского свинарника.

Вернувшись обратно в свой класс, ребята делали уроки на завтра, выучивали стишки, рисовали, играли, скучали — ждали родителей.

Алешина мама забирала его из продленки в шестом часу. К тому времени он успевал все прочитать, написать, посчитать, нарисовать и уже изрядно томился от многочасового сиденья за партой. Рудаков тоже уходил поздно — его мама также работала в конторе леспромхоза. Алеша использовал подвернувшуюся возможность поближе познакомиться с белокурым, не по годам вымахавшим гигантом.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— А ты самый сильный в вашем классе? — как-то спросил он Колю после возвращения из столовой.

— Да... Я и четвероклассника один раз положил, — с аттическим достоинством ответил тот. — На перемене к нам пришел заступиться за одного, за брата… Я спортсменом стану, когда вырасту. Они на Олимпиаду ездят. И за границу.

— А кто сильнее — Вовик или ты?

— Не знаю... Я, наверно.

— А вы не пробовали проверить? — с любопытством поинтересовался Алеша.

— Нет, мы с ним никогда драться не станем, — уверенно промолвил Колян.

— Почему?

— Мы так решили. Мы друзья, и мы оба сильные. Сильнее всех вас… — спокойно произнес Рудаков, приятельски коснувшись плеча Алеши. — Я не трогаю тех, кто с ним, он — моих. Если на него кто из старших полезет — после школы вдвоем его уроем. Я никого не боюсь, и он никого не боится. Зачем нам драться?

— А можно, я с вами буду дружить? — без обиняков попросил Панаров.

— С ним дружись. Он нормальный, не дебил, как ваши рабоченские уроды, — веско посоветовал Колян. — Всë как бараны делают, лишь бы толпой, и тебе нечего с ними водиться. Водись с сильными. Может, когда-нибудь тоже сильным станешь.

Алеше запал в душу совет сильного, и он решил постараться, чтобы Вовик сам захотел сдружиться с ним.

Римма Григорьевна продолжала суровой, властной рукой укреплять дисциплину во вверенном ей классе. Во время уроков строго воспрещалось перешептываться, поворачиваться, без спроса лезть в портфель, держать ладони под партой, глазеть куда-либо помимо учебника и доски. Не проходило и дня, чтобы в ход не пускалась воспитательная линейка.

— Долманкин, где твои руки? — внезапно раздавалось у задних парт. — Что ты там делаешь под столом?

— Ничего не делаю, — запуганно и лживо проблеял застигнутый врасплох ученик.

— Ну-ка, встал и вышел из-за парты!.. Встал и вышел, я сказала! — мгновенно наливалась краской вскипавшая гневом классная. — …Так, в пистолетики на уроке играем… Сел на место и положил руки ладонями вверх, — раздавался краткий приказ, после чего деревянная линейка хлестко, со свистом, ребром ударяла по пальцам провинившегося.

Римма Григорьевна имела опасную привычку во время занятий почти бесшумно прохаживаться между рядами, и грозное оружие нежданно и быстро возвращало к реальности тех, кто не мог дотерпеть, не выдерживал пытки нескончаемо долгим сиденьем не шевелясь и уставившись в скучные страницы учебника либо разлинованной прописи.

Свою порцию по пальцам получил и зазевавшийся Алеша, увлекшись срисовыванием красивой картинки и не заметив, как сзади тихо подкралась и через плечо заглянула в его живописный листок учительница. Он подскочил от боли, но еще сильнее — от недоумения и испуга. Он не понимал, почему его стукнули. Дома его никто отроду не бил.