— Я папу жду. Он мне сказал никуда отсюда не уходить, — с облегчением признался Панаров.
— Твой папка дома уже давно — храпит на кровати, вдрызг пьяный, — скороговоркой протараторила женщина, бессознательно обняв несчастного замерзшего ребенка. — Вот я все твоей маме расскажу!.. Пойдем скорее домой, тебя надо чаем с малиновым вареньем отпоить. А то воспаление легких схватишь.
Алеша с благодарностью протянул руку в покрытой инеем варежке и пошел с тетей Тоней той долгожданной истоптанной тропинкой, чернильной полоской петлявшей между сугробами, которую минуту назад так живо представлял себе в мыслях.
Дома громкий испуганный плач Леночки, со всех сторон обложенной цветными журналами и дешевыми конфетками, смешивался с дюжим храпом мужчины с чистой совестью, раскинувшего поперек заправленной кровати крепкие мускулистые руки борца, с ногами, широкими ступнями крепко стоявшими на полу, и вздымавшимся в такт шумному дыханию выпуклым животом, небрежно оголившимся из-под серого вязаного свитера, что задрался кверху.
Козляева наспех одела Леночку и забрала детей к себе. Вечер они провели в играх с Юлькой, единственным ребенком в семье. Алеше быстро наскучило играть с маленькими девочками, но, благодарный за изволение из стальных оков отцовского приказа и цепких лап колючего мороза, он прилежно платил тем, чем мог — выдумывал все новые истории и привычно руководил развитием сюжета. Юляшке он очень понравился.
— Нельзя на вас, алкашей запойных, детей оставлять, нельзя! — сурово обрушилась Тонька на опешившего от неожиданности мужа. — Я это всегда знала и Надьке говорила. Все вы одним миром мазаны — лишь бы зенки залить!
— Ты хоть раз видела, чтоб я свалился пьяный или башку отключил? — подзабыв про драматическую погоню с финкой, самодовольно хмыкнул Семен, искоса поглядывая на Алешу. — Слабак он бесхребетный. У них Надька — мужик в доме, а он тряпка. На Надьке и я б женился — мы бы с ней таких делов наворотили! Сплавила б его куда подальше...
— Дурак — мужики-то на меня заглядываются, а не на нее, — возмущенно приподняв и чуть выпятив вперед драгоценную грудь, возразила супруга. — Я дома сижу, по столицам не шляюсь. А у нее бы ты колготки детям стирал да полы в избе надраивал.
— Это как себя поставить, — хитро улыбнулся Козляев, со значением покачивая головой. — От мужика — коли он мужик — бабы не уезжают... Нету в нем злости. А без злости он не волк, хоть и пыжится иногда. Ничего. Поймет, да поздно будет.
— А ты прям волк — аж все обоссались со страху, — окинула его скептическим взглядом не привыкшая ни с кем особо церемониться жена.
— Я без надобности клыков не показываю, не того пошиба. И первым не задираюсь, — не обидевшись, со спокойным достоинством знающего себе цену мужчины ответствовал Семен. — Мне вон Юляшку вырастить, замуж выдать, приданое дельное зятю, чтоб уважал… Сына ты мне, видать, уже не родишь. А я б сына воспитал… — забылся он в сладостных мечтах. — То бы у меня волчара вырос! Мы б с ним свет перевернули.
— Не надо было на аборты посылать, — укоризненно изрекла Тонька. — Теперь уж поздно... Размечтался о сыне.
— Значит, зятя, — не особо расстроился супруг. — Вон, может, Алешка вырастет да с Юляшкой поженится… У него глаза правильные.
— Это какие?
— Когда я на него в упор смотрю, он чувствует, замирает, но глаз не отводит, — с похвалой заметил Семен, не переставая следить за Панаровым-младшим. — Он боится и не боится. Такой в жизни выстрелить должен. В мать, не в отца порода…
— Вот пускай с детства вместе играют, осваиваются, растут, — одобрила его выбор Тонька. — А там глядишь — может, и поженятся.
— Или поженим... Всяко в жизни бывает, — глубокомысленно заключил Козляев.
До слуха Алеши доносились лишь обрывки взрослого разговора, но и из них он сделал для себя выводы и стал посматривать на Юльку уже не как на назойливую копию своей младшей сестры, а как на возможную будущую жену. Ведь черноокой тети Томы в мире больше не существовало, и место было вакантным.
Впрочем, иных объектов для подобных мыслей вокруг и не находилось.
Панаров был знаком не столько с теорией, сколь с практической стороной вопроса с раннего детства: куры, индюки, собаки, бычки в деревенском стаде да подчас жеребцы предоставляли богатый материал для наблюдений.