БАЛЛАДА О ЗАТЕРЯННОЙ ДЕРЕВНЕ ВЕНТА-ПРИЕТА
Индейцы Вéнта-Приéта читают Талмуд и Тору.
Орлиные перья гордо качаются в такт словам.
Когда-то предпочитали неспешному разговору
Сражения, споры, ссоры, набегов немолчный гам.
Солдаты и землепашцы, ацтеки, а может, майя,
Бежали от шпаг и пушек, от страшной судьбы своей.
Горели поля и стены, и в сердце чужого края
Привел их один бродяга по имени Моисей.
Индейцы Вéнта-Приéта не знали иной дороги
Сквозь заросли, дни и ночи, под солнцем и под дождем.
В молчании, стиснув зубы, изранив босые ноги,
Упрямо они шагали за странным своим вождем.
А он говорил негромко, загадочно и невнятно,
Что будто враги за веру искали убить его,
Что верою в Новом Свет спасался он многократно,
Что в сумке хранится Книга — и более ничего.
Индейцам Вéнта-Приéта он Тору читал, как сказки —
Стихи ему возвращали родного угла уют…
Теперь над его могилой в своей боевой раскраске
Читают индейцы кадиш и слезы скупые льют.
Так Слово легло на душу, Писание стало впору.
Священный язык давно уж не кажется им чужим.
Они в мексиканских джунглях читают Талмуд и Тору.
И снятся им стены Храма, святой Иерусалим…
В нескольких деревнях Центральной Америки по сей день живут индейцы иудейского вероисповедания. Одну такую деревню, которая называется Вéнта Приéта и находится в Центральной Мексике, посетил в середине прошлого века чешский журналист и писатель Эгон Эрвин Киш. Он рассказал об индейцах-иудеях в книге «Находки в Мексике». По всей видимости, индейцев Вéнта Приéта с иудаизмом познакомили «тайные евреи», скрывавшиеся среди американских туземцев от преследования церковных властей.
БАЛЛАДА
О БАЛАГУЛЕ-ЧУДОТВОРЦЕ
Жил мудрец в местечке Яворицы —
Рабби Фишер, с белой бородою.
Люди его славили и птицы,
Даже рыбы в речке, под водою.
Находить умел такие краски,
Говорить умел такие речи!
Как-то раз пришел к раввину Хаскель —
Балагýла, живший недалече:
«Рабби Фишер, право и не знаю,
Сглаз ли то, проклятье ли довлеет —
Молоко вожу да караваи,
Молоко скисает, хлеб черствеет.
Что б ни делал — никакого толку!
Езжу быстро, лошадь не хромает...
Скоро зубы положу на полку,
Ведь меня никто не нанимает!»
И, вздохнув, ответил рабби Фишер:
«Белый снег не превратится в сажу.
Балагула, я все время слышу,
Костеришь ты лошадь иль поклажу».
Хаскель услыхал — и ну смеяться:
«Рабби, это ж и младенец знает —
Не доедешь, коли не ругаться!»
Только рабби головой качает:
«Ты запомни истину простую:
Есть цена и слову, и поступку.
Чертыхнулся — думаешь, впустую.
А беда приходит не на шутку.
Ну — вожжа порвалась, ну — подкова
Отлетела, ты же в круговерти
Крикнуть норовишь лихое слово —
А ведь от него родятся черти!
Потому-то молоко скисает,
Потому-то хлеб черствеет сразу,
Чертыхнешься — черти прилетают
И приводят за собой заразу».
«Что же делать?» — «А не чертыхайся,
Даже если лошадь захромает.
Балагула, помолись, покайся.
Сквернословие чертей рождает.
Верь мне, балагула, то не сказки.
Вот дорога пред тобой простерта.
Но запомни, что молитва, Хаскель,
Ангела рождает, а не черта».
Поздно ночью, свой Талмуд читая,
Вздрогнул рабби от глухого гула.
Что за чудо? Улица пустая,
Только молча едет балагула.
Выпала старинная закладка:
Рабби вдруг увидел в подворотне
Ангелов могучих два десятка
И чертей едва ли не полсотни.
Но косматых ангелы лупили,
И рогатых за рога таскали,
Крыльями и кулаками били,
Черти выли, ангелы орали!..
Ай да Хаскель! От его молитвы
Ангелы драчливые, как черти,
Родились — и гром ужасной битвы
Поднимался до небесной тверди,
До ворот небесного чертога,
Где заря вечерняя алеет...
Рабби Фишер помолчал немного
И сказал: «Но хлеб не зачерствеет!»