И звучит приговор — точка. «Высшая мера».
Замолкают Секирка и штрафная тюрьма.
И уже не раздвинется занавес серый,
На актеров и зрителей опускается тьма.
И лицо — не лицо, полинявшая маска,
Скоро ночи последней наплывет забытьё.
Гаснут звуки, вот-вот — и наступит развязка.
Воспаленные губы не остудит питьё.
И останется лишь пустота небосвода,
Лишь поблекшие тени невозвратной поры
Да подарок ее — двести метров свободы:
От штрафного барака — до Секирной горы.
А багровая мгла — это лопнула вена.
За спиной конвоиры, вошедшие в раж…
…Это было у моря, где ажурная пена,
Где встречается редко городской экипаж...
Дмитрий Успенский, лично расстрелявший Александра Ярославцева и Евгению Маркон, прожил долгую жизнь. Он умер в 1989 году. Последние десятилетия жил в центре Москвы. Вряд ли москвичи, встречавшие частенько улыбчивого старичка в черном костюме с шестью рядами орденских ленточек на пиджаке и с неизменной бутылкой кефира в авоське, могли подумать, что навстречу им идет самый страшный палач соловецкого лагеря по прозвищу Соловецкий Наполеон.
Рабби Эзра де Кордоверо
(Это имя давно забыто)
Шел на площадь во славу веры
В размалеванном санбенито.
А дорога вела от порта —
Каравеллы да кабаки.
И вослед поминали черта,
Суеверные моряки.
Он чуть слышно звенел цепями,
О пощаде просить не смея.
А потом поглотило пламя
Обреченного иудея.
И, не выдержав отчего-то,
Тихо молвил: «Шма Исраэль…»
Капитан испанского флота
Дон Яаков де Куриэль.
Он рожден был в еврейском доме,
Окрещен был еще мальчишкой.
Ничего он не помнил, кроме
Странных слов — да и это слишком.
Ни злодея, ни супостата
В осужденном он не признал.
Он увидел в несчастном брата
И прощальный привет послал.
Что за игры — паук и муха?!
Благородство — и без награды?!
И молитва достигла слуха
Инквизитора Торквемады.
И опять палачу работа:
Шел, с усмешкою на устах,
Капитан испанского флота
В санбенито и кандалах.
Рев раздался, подобный грому,
Грохот, будто на поле бранном:
Моряки, накачавшись рому,
За своим пришли капитаном.
Разбежались монахи, хору
Спеть «Те Деум» не стало сил:
Разношерстную эту свору,
Видно, дьявол с цепи спустил!
Нет отчаяннее ватаги!
Не страшились свинцовой вьюги,
И, кастильские сбросив флаги,
Добрались они до Тортуги.
Он с молитвой смешал проклятья,
Под картечи шальную трель.
Месть раскрыла тебе объятья,
Дон Яаков де Куриэль!..
«У меня на Эспаньоле побывал Яков Куриэль — ты его знаешь как Яго де Сантахеля. Он прибыл на андалузской «Санта Марии», но ему нужны были еще два судна для экспедиции. Я помог ему купить каравеллу и галеру».
Губернатор о. Эспаньола Бартоломео Колумб в письме племяннику Диего, 1495
«Отправленный галеон с грузом мексиканского серебра был ограблен пиратами Якова Иудея, совсем недалеко от Эспаньолы. Я слышал, что он собственноручно убил находившихся на корабле инквизиторов Мигеля Хименеса и Хосефа Арахонеса».
Из воспоминаний Эрнана Кортеса, 1506
…Как-то вечером, после боя
Он, задумчив, стоял у грота,
Разговаривал сам с собою.
Он шептал: «Хороша охота…
Только ночи мои пустые,
Поскорее бы новый день…»
Услыхал он шаги чужие
И увидел чужую тень.
И спросил он: «Ты не был с нами
Ни в Сант-Яго, ни в Да-Пуэрте?»
Незнакомец сверкнул очами
И ответил: «Я — Ангел Смерти!
Сделал ты океан могилой
Всем встречавшимся на пути.
Ты молился с такою силой,
Ты заставил меня прийти!