- Я предпочитаю наши организованные государством летние трудовые лагеря, - тихо пробормотал Роберт, глядя в пустоту.
Машина времени остановилась снова.
- Четвертое июля, - объявил мистер Филдс. - Год тысяча девятьсот двадцать восьмой. Древний праздник, когда люди отстреливали друг другу пальцы.
Путешественники стояли напротив того же дома, на той же улице, но уже теплым летним вечером. Свистели фейерверки, и ребятишки на каждом крыльце швыряли в воздух штуковины, взрывавшиеся - бум!!!
- Не бегите! - вскрикнул мистер Филдс. - Это не война! Не бойтесь!
Но лица Дженет, и Роберта, и Уильяма розовели, и голубели, и белели под светом струй ласкового огня.
- Мы в порядке, - прошептала Дженет, застыв.
- К счастью, - объявил мистер Филдс, - фейерверки были запрещены сто лет назад и подобные взрывоопасные развлечения прекратились.
Дети плясали, как эльфы, выписывая бенгальскими огнями в ночном летнем небе свои имена и судьбы.
- Я бы тоже так хотела, - прошептала Дженет. -Написать свое имя в небе. Ясно? Хотела бы.
- Что? - Мистер Филдс отвлекся и не слышал.
- Ничего, - отозвалась Дженет.
- Бумм!! - шептали Уильям и Роберт, стоя в тени ласковой летней листвы, глядя вверх, на алые, зеленые, белые огни в прекрасном ночном небе над лужайками. - Бумм!
Октябрь.
Машина времени остановилась в последний раз, в поздний час, в месяце огненных листьев. Люди вбегали в дома с тыквами и кукурузными початками. Плясали скелеты, порхали летучие мыши, в темных дверных проемах покачивались яблоки.
- Хэллоуин, - сказал мистер Филдс. - Средоточие ужаса. Это, как вы знаете, была эпоха суеверий. Потом братьев Гримм, призраков, скелеты и прочую чепуху запретили. Вы, дети, слава Богу, выросли в чистом мире, где нет духов и привидений. У нас есть пристойные праздники - день рождения Уильяма С. Чаттертона, День труда, День машин.
Глухой октябрьской ночью они шли мимо того же дома, глядя на треугольноглазые тыквы, на маски, что щерились из темных чердаков и сырых подвалов. А в доме сидели, сбившись в кружок, дети и смеялись над страшными сказками.
- Я хочу быть внутри, с ними, - промолвила наконец Дженет.
- В социологическом смысле? - спросили мальчики.
- Нет, - ответила она.
- Что? - переспросил мистер Филдс.
- Нет. Просто хочу к ним, хочу остаться здесь, хочу жить здесь, здесь и нигде больше, хочу хлопушек и фонарей и цирк-шапито, хочу Рождество и Валентинов день и Четвертое июля, хочу все, что мы видели.
- Это уже слишком... - начал было мистер Филдс.
Но Дженет уже не было.
- Роберт, Уильям, за мной!
Она побежала, и мальчишки кинулась за ней.
- Стойте! - заорал мистер Филдс. - Роберт! Уильям, не уйдешь! - Он схватил второго мальчика, но первый уже умчался. - Дженет, Роберт, вернитесь! Вас не переведут в седьмой класс! Вы провалите экзамен, Дженет, Боб - Боб!!
Октябрьский ветер бушевал на улице и вместе с беглецами мчался к стонущей роще.
Уильям бился и изворачивался.
- Нет, Уильям, нет, тебя я верну домой. Мы покажем этим двоим, так покажем, что они не забудут. Им, значит, в прошлое захотелось? Ладно. Дженет, Боб! - прокричал мистер Филдс. - Оставайтесь в этом кошмаре, в этом хаосе! Через пару недель вы ко мне с плачем приползете! Но меня тут уже не будет, нет! Я оставлю вас здесь сходить с ума!
Он поволок Уильяма к Машине времени.
- Только не надо меня больше брать сюда на экскурсии, мистер Филдс, всхлипывал мальчик. - Больше не надо, мистер Филдс, пожалуйста. . .
- Заткнись!
Машина времени ринулась в будущее, к подземным городам-ульям, стальным зданиям, стальным цветам, стальным лужайкам.
- Прощайте, Дженет, Боб!
Холодные вихри октября промывали город, как воды потопа. И когда стих ветер, он вынес всех ребят, приглашенных или нет, в масках или без, к гостеприимным дверям домой. Двери закрылись, и в ночи больше не слышалось шагов - только ветерок ныл в голых ветвях.
А в большом доме, при свечах, кто-то наливал холодный яблочный сидр всем, всем и каждому, кем бы они ни были.