Ельцинские умельцы-реформаторы постоянно изобретали новые способы распродажи России. Хотя в сфере банкротств парламент уже принял соответствующий закон, они изготовили такой указ президента, по которому разрешалось продавать с молотка государственные предприятия-должники вне рамок этого закона: без суда, решениями органов по банкротству. Просто и быстро. В октябре 1996 года начальник управления по банкротству своим приказом назначил Бондарева внешним управляющим Механического завода.
С этим приказом начальник управления, Бондарев и Колесов приехали на завод. Начальник показал Мелкому приказ, предложил на выбор – уходить или оставаться. Тот взял время на раздумье до завтра. Собрали руководителей завода, представили Бондарева и его помощника.
На обратном пути Колесов спросил:
— А чего вы с Мелким нянчитесь, по его делам гнать надо.
— Если уйдет по собственному желанию, не будет основы для конфликтов. У нас уже были случаи.
На другой день Мелкий подал заявление об уходе. Месяц он сдавал дела, в день расчета поставил последние подписи. В ту же ночь «неустановленные лица» выкатили его «Жигули» из общего гаража и сожгли. Небольшая, но все-таки тоже нелепость.
Начиналась большая работа. Образцово-показательную продажу завода планировалось завершить за четыре месяца. Получилось – за четыре года.
Паша Левитин показал себя способным организатором. О подписании приказа на Бондарева он у себя в подмосковном Подольске знал уже через полчаса – кого-то завербовал в управлении по банкротству. Позвонил Бондареву, а затем прислал ему факс на завод с поздравлением и пожеланием успешной совместной работы.
Еще будучи в Питере, Паша зашел к начальнику управления по банкротству, просил помочь, предложил «вознаграждение» в сумме сто долларов. Начальник рассказывал об этом с улыбкой и с некоторым недоумением.
Почти месяц Левитин обещал решить вопрос с деньгами для антибанкротной фирмы. За это время ситуация вышла на намеченную им линию.
Бондарев и помощник приняли ряд решений по заводу. Назначили заместителя директора завода Бедова исполнительным директором, провели инвентаризацию и приемку имущества, наметили кое-какие меры по упорядочению работы.
Начальник по банкротству рекомендовал им ничего не менять на заводе, «все равно скоро продавать», но у них, вероятно, руки чесались. На заводе работало 150 человек. Загрузка неполная, решили часть людей сократить. Вместе с заводскими руководителями прикинули цифру на сокращение – 30 человек. Бондарев добавил – пусть будет 50. Они могли совершить и другое действие, которого Паша ждал как ошибочного, но именно этот шаг он использовал для начала войны.
Левитин прислал факс на два листа с гневным обличением ошибок внешнего управляющего Бондарева, особенно по части «разгона коллектива», непонимания главной ценности объекта – знаний и опыта специалистов – «интеллектуального капитала» предприятия, плюс всякие нехорошие слова типа «как можно доверять судьбу завода такому управляющему» и т. д. и т. п. Факс был послан во все инстанциям: управления по банкротству (в Питере и в Москве), администрации разного уровня, местную мэрию.
При приемке дел Колесов спросил Мелкого, зачем он подписал акты о долгах.
— По новому Гражданскому кодексу, — ответил он, — потребитель получил преимущественные права. Суд, как правило, решает дело в его пользу. Я обращался к юристам, они запросили такие деньги, которые заводу не потянуть. Подписал акты, чтобы оттянуть время.
В акте приемки Бондарев предложил записать: «имеются неурегулированные расчеты» в сумме 1,1миллиона долларов с фирмой Левитина. Мелкий подписал.
Теперь Бондарев попросил Колесова отправить письмо Левитину с отказом от долгов. Он немного помучился и вместо длинных объяснений применил суворовскую формулу: «Сообщаю Вам, что завод не имеет задолженности перед Вашим предприятием».
Следующие послания Левитин отправил в прокуратуру, в милицию – в управление по борьбе с экономическими преступлениями (УБЭП), в Госдуму, в министерства и правительство. Колесов ходил по инстанциям, писал объяснения. Прокурорский сотрудник выслушал, попросил дать письменный ответ, дальше – ни слуху, ни духу.
Механизм прояснился при посещении УБЭПа. Сотрудник положил перед ним письмо Левитина, попросил тут же написать объяснение, сам ушел за соседний стол копаться в бумагах. Колесов, которым овладело игривое настроение, сказал: