Не надо, не хочу.
Ана молчала.
— Вижу, ты понимаешь, о чем я говорю, моя красивая, юная леди.
Первосвященник взял Ану за подбородок и повернул к себе. В этом жесте уже не было ни мягкости, ни сочувствия. Ана не сопротивлялась, но отказывалась смотреть на него, она сфокусировала взгляд на двери позади.
Здравый смысл Аны забился в истерике, но она не находила в себе сил сопротивляться. Она просто все не так поняла. Она просто все не так поняла. Она просто все не так поняла.
— Ты не представляешь, как дорога мне, моя милая, — первосвященник снова зашептал ей на ухо, а потом навалился на нее всем телом. Уткнулся лицом в шею.
Он был тяжелый, и пахло от него неприятно. Кисло-сладко и немного рыбой. Ана смотрела в потолок и надеялась, что он сейчас встанет и уйдет. И они притворятся, что этого никогда не происходило. А потом она будет танцевать на балу, много танцевать, танцевать, пока не поймет, что снова способна двигаться.
Ее оглушил звук рвущейся ткани, и она почувствовала режущую боль. Первосвященник содрал с нее корсет и сейчас пытался порвать нижнюю рубашку, но она не никак не подавалась.
— Я рад, что мы нашли общий язык, — запыхавшись проговорил он.
Ана посмотрела на него: нависающий над ней боров, ковыряющийся в ее нижнем белье, раскрасневшийся, улыбался.
Нет, так не должно быть. Это не забота, не помощь, не сочувствие.
Ана дернулась, первосвященник сразу это заметил.
— Отпустите меня! — она крикнула и попыталась столкнуть его с себя. Но он не сдвинулся.
— Тише, тише, все хорошо, — он сдавил ее бедра своими ногами.
Ана затрепыхалась, пытаясь выползти из-под него, ничего не вышло. Она поняла, что так ей не сбежать, что нужен другой способ.
Тогда Ана расслабилась и улыбнулась, чтобы первосвященник ослабил хватку, взяла его за голову двумя руками, будто для поцелуя. Он улыбнулся ей в ответ и стал наклоняться к ее губам. И в этот момент она со всей силы вдавила большие пальцы в его глаза.
Он дико заорал и отпрянул. Ана вскочила с кровати и рванула к двери, чудом не запутавшись в остатках одежды. Краем глаза она заметила, что лицо первосвященника все в крови.
— Проклятое отродье! — крикнул он ей вслед.
«Кто бы мог подумать, что он окажется прав», — подумала Ана и перевернулась на другой бок.
Глава 18. Пробивая оборону
Ей почудилось, что она, как тогда, касается холодной, металлической ручки двери, тянет на себя, сквозняк ударяет в лицо, соблазняя такой близкой свободой.
«Я ведь тогда думала, что почти сбежала…» — Ана снова нырнула в воспоминания.
У нее не было и шанса.
Руки Аны что-то резко потянуло назад и скрутило за спиной, ее подняло в воздух, швырнуло на кровать и вжало в стену. Вот он, Свет в действии. Тонкие, светящиеся нити обвили ее паутиной, не давая пошевелиться. Первосвященник стоял напротив, зажмурившийся и сморщившийся от боли — одной рукой он дирижировал нитями, другой касался своих глаз.
— Отпустите меня! — закричала Ана, — вы же Святой! Вы не должны…
Первосвященник наконец открыл глаза, и Ана увидела, что они были в полном порядке, и только лицо осталось обезображено кровью и улыбкой, теперь больше походившей на оскал.
— Моя милая, милая девочка, — заговорил он тихим, вкрадчивым голосом и покачал головой, — я думал, мы друг друга поняли. Разве толика женской ласки для старика — это большая цена за достойную жизнь?
— Что вы несете?!
— Не надо грубить, моя милая, — он присел на краешек кровати и похлопал ее по ноге.
Она не могла ни увернуться, ни отдернуть ногу. От беспомощности ей хотелось кричать, но голос не слушался. Она злилась. Злилась на первосвященника, но, в первую очередь, на себя. Что не ответила ему сразу, не отказала, не сорвала его руки со своего тела, не убежала.
Сколько раз он уже такое проворачивал? Почему об этом никто не знает?
— Ладно-ладно, не переживай, я понял, что не интересен тебе, — первосвященник огорченно вздохнул, — когда ты была маленькой, с тобой было проще.
Он поднялся, собираясь уходить, и непринужденно махнул рукой. Путы Света послушно спали, растворились в воздухе, будто их никогда и не было. Ана была свободна. Она удивилась, что он так легко ее отпустил, и первым делом натянула на себя одеяло до горла. И поняла, что снова может говорить.
— И что теперь, пойдете нападать на других послушниц? — тихо, но с еле сдерживаемой яростью спросила она. — Вам не место в Церкви!
«Ну кто тебя за язык тянул, ну кто?!» — Ана кляла прошлую себя на чем свет стоит.
— Вы должны отказаться от своего сана! Иначе… иначе, — ее голос дрогнул, — я все расскажу!