И Я Там Был
СТАНИСЛАВ МАЛОЗЁМОВ
И Я ТАМ БЫЛ
Рассказ
- Взрывы спереди и по бокам, пули ноют почти над головой. А я ползу к окопу. Одна граната в зубах, по две в каждой руке, на спине ППШ, за голенищами по ножу, а за пазухой лопатка саперная, - дед Крапива Иван Иванович через пламя костра рыбацкого оглядел все шесть серьёзных лиц мужиков, с которыми приехал на рыбалку.
Август шестьдесят девятого в колхозе Владимировском хорошим был месяцем. И окунь клевал весь день, да грибов вокруг озера все набрали по ведру. Ну, а, главное - дожди не мучили. Потому и отдыхалось всем легко. Уборочную раньше закончили при отсутствии слякоти, и пропивали часть хороших заработков. Но не за дворами своими на огородах, а культурно. Кто на рыбалке, кто в гостях у друзей, а остальные дурели дома под контролем жен.
- Так вот, значит.- Дед встал и начал руками показывать как было всё -Сперва, значится, правой рукой швырнул пару штук, потом ишшо пару пульнул левой, а из зубов вытащил и прямо в серединку окопа метнул. Там паника! Фашисты, не убитые, на карачках во все стороны побёгли. Через спины своих же солдат переваливались и - ходу. Упал я к ним в окоп и стал косить их из ППШ, догнал двоих когда патроны все вышли, заколол ножами да и выпрыгнул обратно. К своим бегом прибежал, даже не нагибался. Стрелять-то в меня уже некому было.
Дед выпил самогона из своей кружки на расстеленном одеяле и сразу выжидающе замолк.
- Да… - сказал по-доброму Гришечкин, комбайнер. - Выпало тебе счастье, дед. Живой остался и подвиг выдал весом минимум на медаль «За отвагу». Без таких, как ты не победили бы мы гада.
- А сейчас-то тебе сколько годков? - с улыбкой спросил тракторист Евсеев. Он сегодня больше всех отловил окуней. Вот и радовался. Пил и всё время улыбался.
- Так восемьдесят два ужо, - дед Крапива зачем-то пальцы начал загибать. - Получается - к сорок третьему я свои тридцать девять уже прожил.
Помолчали.
-А в сорок третьем у нас армия уже очухалась и стариков больше не брали на фронт, - вспомнил агроном Лузгин. - Да и выглядишь ты едва на шестьдесят и то приблизительно. С натяжкой.
-А кто сказал, что я в регулярных служил? Партизанил я. В Белорусских лесах. Жил там. Фашистов как раз наши начали гнать назад. Ну, получилось, что как раз через родные мне леса. Партизанил с друзьями из деревни своей, - дед выпил ещё половину кружки и съел помидор со своей грядки домашней.
- А медаль за разгром целого взвода вражьего так мне и не дали, поганцы - командиры. Никто ж не видел из наших. Все из окопа головы не высовывали. А я без спросу пополз. Зло взяло. Вас добивают, думаю, сволочи, вот и сидели бы смирно, а вы крыситесь! И рванул. Да… А выгляжу молодо, потому как работаю руками. Кошу сено литовкой, землекопом в совхозе работаю и простокваши пью много. Она жизнь обновляет в организме.
- Дудишь ты, дед, - мрачно сказал Завилицкий Миша, заведующий зерноскладом. - В сорок третьем не было немцев в белорусских лесах. Их гнали по центру от Старой Русы и Пскова на Лугу, помогали Волховскому и Ленинградскому фронтам. Только почему-то не получилось ни хрена. Батя мой на Волховском был как раз. Ногу там ему оторвало.
Все моментально перестали жевать, открыли рты и уперлись взглядами в деда.
- Вот я не знаю, где ещё чего было. Книжки не привык читать. Но я партизанил в Белоруссии. Хрена бы мне сочинять? Я для брехни староватый ужо. - дед Крапива Иван Иванович обиделся, хлебнул самогона и, закуривая на ходу «Север», пошел проверять две своих донки.
- Он, мать его так, и партизанить не мог. Мы ж почти ровесники с ним, - заржал молчавший до этого Санченко Фёдор, кузнец с МТС. - Мне в сорок третьем четыре года было. Ваньке, стало быть, шесть, мля. Брешет, змей. Язык без костей. Ему тридцать два года сейчас. Я паспорт видел евойный, когда он на Зойке женился. Дружкой у него был.
- А чего тогда он такой старый? Смотрится как почти не жилец перед самой смертью. - удивился Евсеев. Тракторист.
- Болезнь такая есть. Не помню, как её зовут, - вспомнил Завилицкий. - Она от рождения тянется. Но дед ей только немного страдает. Не взяла она его крепко. Просто он вообще не бреется, морщинистый, потому, что работал на домне сорок лет. С длинной кочергой стоял возле расплава перед открытым огнём и те же сорок лет пил всегда без удержу. Кожа теперь вся в канавках да рытвинах, сухая, И волос у него что на голове, что на бороде седой и редкий. Сошлось так всё. Вот он и смотрится на шестьдесят. Так при этом в пьяном разговоре пару десятков лет накинуть себе тьфу - дело. Плёвое.