Но я был рад общению с этим блестящим актером и занимательной личностью. В минуты отдыха Ильинский много рассказывал мне об известных людях, с которыми жизнь его сводила, и о забавных случаях из своей актерской практики. Один из них я хотел бы пересказать.
Шел 1938 год. Приближалась очередная годовщина Октября. Кремль готовился ее отмечать, и подготовка шла полным ходом. За две недели до праздника Игорю Владимировичу позвонил человек из соответствующей службы и сказал: «Товарищ Ильинский, седьмого ноября вас приглашают в Кремль на торжественный обед в честь праздника Революции. Готовьтесь. Будете выступать». Ильинский поблагодарил, повесил трубку и стал думать, с чем ему выйти к высокопоставленной публике. Выбрал, как ему казалось, что повеселее из своего репертуара — рассказ А. Чехова «Пересолил!» — и стал готовиться к ответственному выступлению.
Через неделю — опять звонок: «Товарищ Ильинский, вы помните, что вы приглашены в Кремль на празднование годовщины Октября?» Ильинский поблагодарил, сказал: «Да, да, обязательно. Я помню».
За день до празднования — третий звонок: «Товарищ Ильинский, вы не забыли? Завтра за вами пришлем машину». Ильинский поблагодарил, повесил трубку.
Назавтра приезжает машина. Ильинского везут через Спасские ворота в Кремль. Привозят к Кремлевскому дворцу. А сам обед, на который его привезли выступать, должен был состояться в Георгиевском зале. Ильинского проводят через какую-то боковую дверь, оставляют в небольшой комнате и говорят: «Подождите здесь». Ильинский ждет. Кругом тишина, полумрак. Затем появляется другой сопровождающий, ведет Ильинского в следующую комнату и говорит: «Ждите здесь». Тишина, полумрак. Через какое-то время появляется новый сопровождающий, снова проводит Ильинского теперь уже в третью комнату и скрывается. Ильинский ждет. В комнате полумрак, но уже слышен отдаленный гул людских голосов.
И вдруг дверь распахивается, и Ильинского вводят в огромный Георгиевский зал. Горят люстры, сверкает паркет. В центре зала стоит длинный, уставленный выпивкой и закусками стол, за которым сидят члены политбюро и правительства, а по обе стороны большого стола, словно рыбки-лоцманы возле акулы, притулились небольшие столики для приглашенных. Все, конечно, пируют. Шум, гвалт, дым коромыслом! Ильинского проводят в угол зала, где устроена небольшая артистическая эстрадка, и говорят: «Выступайте!» Ильинский поднимается на эстрадку, тоскливо оглядывает колобродящий зал и начинает читать рассказ Чехова «Пересолил!». Никто, конечно, его не слушает, все увлечены полупьяным разговором. А что делать? Выступать надо, собрание высокое — выше некуда, не откажешься. И Ильинский продолжает читать. А в рассказе Чехова, если помните, в лесу седок зовет насмерть перепуганного им сбежавшего возницу: «Клим! Климушка!» Ну, Игорь Ильинский мастер разговаривать на различные голоса, к тому же чуть прибавил звука, чтоб докричаться до публики, не себя же он пришел развлекать, в конце концов! И вот дойдя до означенного места в рассказе, он как завопит: «Клим! Кли-и-имушка!» И тут совершенно неожиданно зал среагировал. После слова «Клим» шум заметно поубавился, а после слова «Климушка!» наступила мертвая тишина. Все головы, как по команде, повернулись сначала в сторону Клима Ворошилова, тоже озадаченного этим обстоятельством, а потом с такой же фантастической синхронностью обратили свои взоры на бедного Ильинского, который, забившись в угол, читал Чехова. Взбодренный завоеванным в неравной борьбе вниманием, Ильинский продолжал чтение. Глаза его вдохновенно блестели. Однако зал, быстро разобравшись в чем дело, снова загудел и отвернулся от выступающего.
Ильинский закончил выступление и под жидкие аплодисменты сошел с эстрады. Никто его больше не встречал. За пределами номера миссия сопровождающих была окончена. И где тут выход? — непонятно. Ильинский долго болтался по огромному залу в надежде отыскать для себя какое-либо пристанище. Наконец, кто-то окликнул его: «Игорь Владимирович!» Он увидел два-три знакомых лица и подошел к столику. Навстречу поднялись певицы из Большого театра Барсова и Шпиллер. Ильинский поздоровался с ними и вдруг увидел справа от себя протянутую руку с бокалом и услышал за спиной хрипловатый, с едва заметным грузинским акцентом, голос: «Здравствуйте, товарищ Барсова! Здравствуйте, товарищ Шпиллер!» Барсова ответила: «Здравствуйте, Иосиф Виссарионович! С праздником!»