А небо полыхало зловещим белым пламенем, облака то и дело пронизывали фиолетовые лучи лазеров, выжигая в степи глубокие рвы.
— Падает! — закричал, подбегая, Миккель. — Сбили!
По-над горизонтом означилась огненная полоса, очерчивая округлую массу вескусианского истребителеносца. Корабль падал. Он летел в атмосфере, поднимая бури и расшвыривая снопы молний, от него отламывались куски размером в сотни шагов и низвергались на равнину сотнями радужных вспышек. Истребителеносец рухнул поблизости от Халога. Земля зашаталась, когда сигара в десять тысяч шагов вонзилась в холмы, срезая их, как нож срезает сладкий нарост на дереве дао. Корабль раскололся, из трещин забили струи бледного огня.
И тут в небесах взошло второе солнце — взорвался еще один корабль себумов — транспорт.
— Второй! — заорал Миккель. — Ур-ра!
— Что з-значит «Ур-ра»? — спросил Гумм.
— Это клич победы!
— Ур-ра! — подхватил Гумм-на-Взат, и его крик умножили Когга, Атта, Хитта, Барра, все десятки и сотни ополчения…
— …Это с-случилос-сь две руки дней наз-зад, — закончил свое горестное повествование Гумм. — Вс-се Д-кос-смолеты погибли в том бою, а мы… Кто с-смог, укрылс-ся в горах Комо. С-с ними осталис-сь Когга и Атта. Кхитта погиб в с-схватке с-с дес-сантом с-себумов на Берегу Тао, а я с-стал первым кос-смонавтом Варианы…
Середа кивнул, понимая и разделяя чувства семигуманоида. Вроде и странно ему было, и в то же время обычно. Раньше почему-то думалось так: внеземная цивилизация — это нечто абсолютно чуждое и человеческому уму, и образу жизни, и той, почти неуловимой и трудно определимой сущности, именуемой душой. Но вот сидит напротив него представитель этой самой ВЦ, и что? Гумм так же греет у огня руки, как и он, и вся разница между ними в том, что у ладони воина из рода Взат на один палец меньше…
Середа оглянулся. Круглый бок бота четко выделялся в лиловых сполохах сварки, шипенье и треск нарушали тишину ночи, одинокие искры пролетали и гасли — Копаныгин мастерил оболочку для бомбы.
Со стороны дюн донесся свист двигателя, потом гребень бархана очертился в дрожащем свете фар, и на склон сел глайдер. Из кабины показался Нупуру. Увидев Середу, он закричал:
— Я скафандр привез!
Соскочив с трапа, он подбежал к костру.
— С дыркой, правда, — затараторил Нупуру, — но мы ее залепим! Да и не лезть же в него голышом! Сначала в свой скафандр законопачусь, а потом уже в жабий — он здоровый, почти круглый, как чуть сдутый мяч!
— И куда ж это ты намылился, Таппи? — ласково спросил Середа.
— Как куда?! — изумился Нупуру. — На спутник!
— Увы тебе, — притворно вздохнул Виктор, — на спутник отправятся младший командор и командор. С ними пойдут два пилота и воин из рода Взат. Верно, Гумм?
— Так точно, Викк! — расплылся в страшненькой улыбке семигуманоид.
— А как же я? — растерялся Таппи.
— Командование возлагает на тебя ответственную задачу — держать оборону базы, защищать женщин и гражданское население. Проникся?
— Проникся… — уныло откликнулся Нупуру.
— Не горюй, кибернетист, — усмехнулся Середа, — навоюешься еще!
— Буду надеяться… — сморщился Таппи.
— Готово! — крикнул Копаныгин из-за бота и загремел чем-то металлическим.
Вдвоем с Федосеевым они вынесли обрезок титановой трубы, заваренный с обоих торцов.
— Заряд внутри, — доложил Михаил, — взрыватель вставлен самим Таппи Нупуру Замбо! Сработает от радиосигнала!
— Очень на это надеюсь, — улыбнулся Середа. — Пошли!
— А слезы прощания лить не будем? — поинтересовался Копаныгин.
— Времени нет! Да и не хочется никого будить… Я лучше потом понаблюдаю слезы встречи! Когда вернемся…
— Если вернемся… — уточнил Михаил.
— На войне, как на войне, — пожал плечами Середа. — Всяко быват…
Конечно, это была поза. Полная неизвестность пугала, собственный план казался Виктору авантюрой, и хоть какая-то убежденность в победе отсутствовала напрочь. А когда бывало иначе? Всегда так — рассчитываешь на себя, прикидываешь варианты и гадаешь: чет-нечет, выйдет не выйдет?
Подошел Григорян.
— Готово? — спросил он, несколько нервничая.
— Готово, — сказал Середа. — Вперед!
— Удачи! — крикнул Кэссиди.
— Ждем! — добавил Вайнштейн.
— Мы только туда и обратно! — невесело оскалился Середа, чувствуя себя камикадзе-любителем, отправляющимся в свой последний полет. Ну уж, на фиг!
Фары глайдера отразились от мутного зеркала бота. Таппи ждал экипаж у трапа.
— Мы с Федосом бросили жребий, — оскалился он, — и выпало мне! Картина маслом!