Изабелла протянула мне бумаги. Бумага была дешёвой, тонкой и квадратной — со стороной около двенадцати сантиметров. Мятая, с загнутыми уголками, покрытая масляными пятнами.
Но это всё не имело значения. Я узнал этот тонкий почерк со слабым нажимом, который уже несколько раз видел за последние двадцать четыре часа.
«Встретимся после спектакля в нашем обычном месте. Жду тебя».
Я вздрогнул и посмотрел на Алистера.
— Видите? — Алистер погладил подбородок. — Флоренс и Фанни ничего не знали о личности ухажёра Анни. Но мы знаем.
— Теперь вы ведёте себя смешно, — произнёс я. Мысли лихорадочно проносились в голове. — Мы всё равно не знаем, кто он — ни его имени, ни описания внешности.
— Разве нет?
Глаза Алистера загорелись.
— Мы знаем нечто гораздо более полезное. Имя может быть вымышленным. Внешность можно замаскировать. А мы же получили информацию о том, что он не смог бы изменить, как ни хотел: о его поведении.
Меня вновь накрыло с головой разочарование. Я попытался скрыть раздражение в голосе и говорить тихо, чтобы не потревожить других посетителей.
— Я вас умоляю! Мы лишь узнали кое-что о его почерке — и всё! Не о поведении. А каким образом это поможет определить его среди всех мужчин в городе? Мы можем искать любого!
— Мне кажется, — непринуждённо произнёс Алистер, — что вы теряете из виду то, что мы знаем, слишком беспокоясь о том, что нам неизвестно.
Наступила долгая, неудобная пауза, когда Жене принёс выпечку.
— Ваш десерт, — произнёс парнишка. — И Мама просила узнать, понравился ли вам ужин?
— Передайте ей, пожалуйста, что он был великолепен. Как и всегда, — тепло произнесла Изабелла. Жене улыбнулся ей, пообещал, что скоро принесёт кофе, и убежал дальше.
— Думаю, я понимаю, куда клонит Алистер. Автор этого письма, — Изабелла легонько коснулась пальцами бумаги, — ухаживал за своей жертвой: платья, украшения, цветы, ужины. Он проводил с ней много времени, узнавал её. И таким образом соблазнил. Полагаю, надо поговорить с друзьями Элизы Даунс, чтобы определить, повториться ли там подобная поведенческая модель.
— Именно.
Алистер с энтузиазмом принялся за пирожные.
— Если нам повезёт, то один из знакомых девушек даст нам зацепку: или его внешность, или имя. А если нет, то у нас будет даже больше информации о модели его поведения. И мы сможем использовать это, чтобы определить следующую жертву.
Я мог лишь устало взглянуть на Алистера.
— Не стану притворяться, что знаю многое об актрисах с Бродвея, — произнёс я, — но мне кажется, записки и цветы не выходят за рамки нормального поведения мужчины, который увлечён молодой хористкой. И вспомните: Молли Хансен сказала мне, что привязанность Анни к тому человеку была вызвана лишь амбициями. Он обещал сделать из неё звезду, а не возлюбленную.
— А с каких пор это стало взаимоисключающими вещами, Саймон? — снисходительно улыбнулась Изабелла.
— К тому же, это придаёт свою специфику поведению мужчины. Он не просто соблазняет жертву. Он, в некотором роде, совершенствует их: их наряды, их поведение, их жизнь. Вот на что нам надо обратить внимание, пытаясь определить личность следующей жертвы. Держать ушки на макушке.
— Их наряды и поведение…
А машинально повторил эти слова, потому что они показались мне знакомыми.
А потом я понял.
— Именно об этом вы мне говорили прошлым вечером! Чарльз Фроман! Он даже указывал своим актрисам, что они должны прогуливаться не по Бродвею, а только по Пятой Авеню. Ведь имидж — это всё! И кажется, Тимоти По намекнул мне сегодня на нечто подобное…
Алистер забеспокоился.
— Вы же не предполагаете, что…
— Я не предполагаю ничего. Но всё возможно, — я старался говорить спокойно. — Держать ушки на макушке — так вы, кажется, сказали?
Алистер молча кивнул.
В этот момент Мама принесла к нашему столику кофейник. Я налил себе целую чашку ароматного горячего кофе, но отказался от выпечки, которую Алистер, напротив, с удовольствием поглощал.
По крайней мере, в одном Алистер был прав: убийца, решившийся на столь изощрённый план — да не один раз, а два! — не собирался останавливаться.
Он убьёт снова.
Вопрос лишь в одном: когда?
И хватит ли нам времени, чтобы его остановить?
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ