— Лучше покончить со всем как можно скорее.
— Если пожелаете действовать осмотрительно, то в эту субботу намечается театральное… — начал Алистер.
— Мы не можем дожидаться субботы, — покачал я головой. — У нас три убийства.
— Его сотрудники должны знать домашний адрес своего работодателя, — предложил Малвани.
— Тогда возьмите с собой Изабеллу, — отрывисто произнёс Алистер. — Доверяю вам заботу о ней. И судя по тому, что я слышал о мистере Фромане, — добавил он, — ваш разговор пройдёт глаже, если вы нанесёте ему визит вместе с прекрасной дамой.
Совет был неплох, но я подумал, что «прекрасной дамы» может оказаться и недостаточно. По крайней мере, в этом случае.
Из-за убийства мисс Биллингс и покушения на детектива Марвина в «Новом Амстердаме» и спектакль «Красавчик Браммел», и другие постановки были отменены полицией до дальнейших распоряжений. После всего, что я слышал о Чарльзе Фромане, его положении в синдикате и амбициях, мне не представлялось, что он воспримет эти новости спокойно.
И после подобных катастрофических для театра событий я должен был ещё и опросить этого чрезвычайно скрытного человека?!
Нет, даже с помощью Изабеллы этот разговор простым не будет.
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
Потребовалось несколько часов, множество телефонных звонков и даже небольшая взятка одному из сотрудников Театрального Синдиката, чтобы, наконец, выяснить хоть какую-то информацию о затворнике Фромане.
И когда мы всё-таки узнали его местонахождение, он оказался буквально по соседству — в отеле «Никербокер».
А отель находился всего в квартале от «Нового Амстердама», где детектив Марвин продолжал бороться за жизнь.
Основная резиденция Фромана находилась в шикарном особняке в Уайт-Плейнс к северу от Нью-Йорка, но если какой-то спектакль требовал от него личного времени и вмешательства, он останавливался в самом центре театрального района города — в пентхаусе отеля «Никербокер».
Мы решили прийти к Фроману к обеду, ведь очевидно, он был человеком привычки и обедал всегда в одно и то же время. Фроман был ценителем изысканной кухни, но предпочитал уединение, и вследствие этого редко обедал в общественных местах.
Человек Алистера сообщил, что нас вряд ли примут без предварительного приглашения.
Ровно в четверть седьмого дверь лифта открылась, и официант, одетый во всё белое, выкатил тележку с сервированными серебряными тарелками и бутылкой французского «Шардоне».
— Это для мистера Фромана? — спросил я, выходя и становясь на пути официанта.
Тот начал заикаться:
— Боюсь… Боюсь, я не могу вам сказать, сэр.
— И не надо. Я забираю тележку.
Я показал ему полицейский значок и быстро протянул несколько монет.
Его глаза расширились от удивления.
Я приложил палец к губам.
— И никому ни слова.
Он нахмурился беспокойно, но спустя пару секунд развернулся и, не оглядываясь, нажал кнопку вызов служебного лифта.
Когда он удалился, я постучал в дверь и крикнул:
— Обслуживание номеров!
Молодая служанка, открывшая дверь, даже не взглянула на меня, но бросила подозрительный взгляд на Изабеллу — в сером шёлковом платье с кружевным шарфиком она никак не могла сойти за официанта или прислугу.
— Мне вас представить?.. — запнулась она.
Я ответил, прежде чем Изабелла успела что-то произнести:
— Конечно. Сообщите ему, что прибыла миссис Синклер в сопровождении мистера Зиля.
— А вы с ним были знакомы прежде, сэр?
Я выдал свою самую чарующую улыбку.
— Не имел чести, но мистер Фроман прекрасно знаком с семьёй миссис Синклер.
Это была правда. В Нью-Йорке не найти бо́льших покровителей искусства, чем семейство Синклер.
Служанка с сомнением посмотрела на меня, но, тем не менее, провела нас в небольшую гостиную и пообещала представить хозяину.
— Вы же не станете отвлекать мистера Фромана от трапезы? Он как раз собирался обедать.
— Конечно, нет, — любезно отозвался я. — Мы вполне готовы поговорить с мистером Фроманом, пока он ест, если он не против.
Лицо служанки исказилось от испуга.
— Нет-нет, сэр! Он всегда ест один!
Но пока мы ожидали в небольшой гостиной с голубыми диванчикам и вычурными обоями с алыми розами, стало ясно, что этот воскресный вечер Чарльз Фроман проводит не в одиночестве.
Мы услышали мужской голос: глубокий, красивый тенор. Скорей всего, он принадлежал Фроману.