Риша сказала, что здесь живет ведьма. Дала ее адрес. Однако Оливия не спешила искать таинственную незнакомку. Удачей стало то, что она приехала в этот город. Недалеко расположено место, в котором она давно мечтала побывать, и вовсе не из-за праздного любопытства. Ей казалось, что оно способно ответить на многие вопросы.
.
Прогресс словно обошел деревню Ивановку стороной. Никаких новых построек, дорогу не заасфальтировали, интернет не провели. Старые покосившиеся домики с каким-никаким ремонтом стояли по обеим сторонам от дороги. К счастью, дождь прошел давно, и земля успела высохнуть.
Старенькие «Жигули», некогда бывшие зелеными, из последних сил волоклись по ухабам. В салоне трясло невероятно. Пластмассовый крестик, висящий на зеркале заднего вида, качался из стороны в сторону и периодически ударялся о лобовое стекло. Из радиоприемника с шипением лился шансон, веселый усатый водитель в поношенной кепке подпевал исполнителю.
— Где проживает твоя подруга, не знаю, — сказал он, въехав в деревню, пассажирке. — Сам я не отсюда. Поспрашивай у местных. Они-то уж точно в курсе.
— Спасибо. — Лия отстегнула ремень и полезла в небольшой рюкзак за кошельком. Женские сумки — от маленьких до больших — она не признавала и не понимала, как можно ходить с такой неудобной поклажей. — Вот, возьмите. Спасибо, что довезли.
— Да брось! — отмахнулся водитель. — Мне было приятно ехать с такой красавицей.
— Ну, конечно, — усмехнулась пассажирка. — Нашли красотку. Берите.
Всучив таксисту деньги, Оливия вышла из машины. «Жигули» развернулись и покатили назад. Водитель прибавил громкости, и машина медленно удалилась под бессмертный «Владимирский централ».
На первый взгляд — обычная деревня. Через дорогу то и дело перебегали гуси, чья-то собака спала у калитки. Полная бабушка в белом платке копалась в земле у забора. Увидев незнакомку, выпрямилась, уставилась в упор. В таких местах это нормально. Не увидев больше никого из людей, Лия решила подойти к бабушке. Рыжая дворняга, просунув морду между досками в низком заборе, звонко залаяла.
— Ну, Жучка, замолчи! — прикрикнула на нее хозяйка и снова принялась разглядывать нездешнюю девушку.
— Здравствуйте, — робко произнесла Лия, подойдя. — Извините, вы не подскажете, где дом Митрофановых?
Левый глаз старухи прищурился.
— А зачем они тебе? Родственница, что ль?
— Друг семьи, — выдавила Оливия с фальшивой улыбкой.
— Нет уж давно твоих друзей, — сказала бабушка, вздохнув. — Ты же знаешь, наверное, что были у Машки дети, да оба пропали. Пацаненка, говорят, усыновили немцы какие-то, а о дочке так ничего и не слышно. Машка, как с тюрьмы вышла, пить бросила. Все о детях ревела, себя проклинала. Да что уж? Наворотила дел, сама виновата. Прожила она, в общем, еще пять лет, да померла. Врачи говорят, сердце отказало. Конечно, откажет! Столько лет бухала, как проклятая, а потом еще с детьми беда такая! Похоронили ее на местном кладбище. Ежели хочешь, сходи на могилку, цветов положи. Вон, — она махнула рукой влево, — дом их стоит. Точнее, то, что от него осталось. После пожара так и не отстроили. Маруся в теть Людином доживала. Он вон, рядом, тоже развалился. Ремонтировать-то некому. Сейчас там пацанье собирается, водку пьют. Замучились мы уже их гонять. Нехороший дом, темный. Машка, пока там жила, на всякие постукивания да плач по ночам жаловалась. Теть Люду-то в том доме и убили. Какие-то садисты все стены ее кровищей забрызгали. Жуть такая! В муках умерла, а ведь за всю жизнь никому зла не сделала... Так что, — добавила после очередного тяжелого вздоха разговорившаяся старушка, — опоздала ты. Машка померла, а дети ее так и не вернулись. Петеньку жалко, хороший был малец.
— А Ева? — спросила Оливия, проникшись рассказом.
Женщина вздохнула.
— Да что — Ева? Дурная о ней молва у нас ходила. Деревня-то маленькая, люди все видят. Вроде, с виду хорошая была девка, но в глаза ей посмотришь — аж дурно становилось. Черт-те что! — Она махнула рукой. — Ладно, заболталась я, а мне еще Зорьку доить. Извиняй. Пошла. Кладбище-то, знаешь, где?
— Найду.
— Ну, давай. С Богом.
Развернувшись, старушка поковыляла во двор.
.
Лия долго стояла перед развалинами чужого дома. Именно здесь выросла женщина, ставшая проклятием для ее семьи.