...Поняв, что ее обманули, Ева почувствовала резь в глазах и стыд. Девушка тут же попыталась незаметно покинуть клуб, но у нее не вышло. Несколько секунд промедления стали для нее роковыми. В один миг музыка оборвалась, и в наступившей тишине раздался звонкий голос:
— Митрофанова! Ты, что ли?
Насмешливый голос принадлежал Насте Ковалёвой. Поняв, что ее заметили, Ева замерла, оставшись стоять спиной к смеющимся подросткам.
— Ну же, Гюльчатай, открой личико[1]! — издевательски прокричала Настя и громко расхохоталась.
Остальные подростки, собравшись в кучку, стали оживленно перешептываться.
— Вы только гляньте! — с иронией на лице к подруге подошла Катя Пирогова.
Удивленная толпа наконец взорвалась бурным смехом. Уперев руки в бока, худая крашеная блондинка с длинными волосами с сожалением смотрела на Еву. Та захотела в это же мгновение провалиться под землю от стыда и позора. Пока она пыталась взять себя в руки и решить, что делать, Настя подошла и грубо развернула ее лицом ко всем. Увидев неумелый макияж, толпа разразилась хохотом.
— Вот это да! — выкрикнул один из парней, согнулся пополам и хлопнул себя по тощим коленям.
— Всегда знала, что она чокнутая, — покачала головой Настя.
— Я думал, что она не решится, — сказал кто-то.
— А я знал, что решится. — Услышав этот голос, Ева ощутила резкий укол в сердце. — Эта ради меня на все пойдет.
Ева подняла голову и посмотрела перед собой. Из толпы вышел Олег и, обняв одной рукой Катю, демонстративно поцеловал ее в губы, а затем посмотрел на Еву с презрением.
— Хотела шоу, детка? Вот оно. Наслаждайся.
Больше у Евы не осталось сил, чтобы сдерживать слезы. Они потекли по лицу, смывая косметику и делая несчастную девушку еще уродливее. В глазах больно защипало. А толпа тем временем окружила Еву.
— Чё разнылась? — презрительно спросила Настя. — Ты же хотела веселиться? Хотела попасть в клуб? Так вот, ты здесь! Веселись!
Она грубо толкнула Еву в плечо. Та пошатнулась и закрыла лицо руками. Слезы ручьями потекли по щекам. Ева развернулась и хотела выбежать за дверь, но стоящие сзади парни ее остановили.
— Нет! Не уходи так быстро! Дай нам еще на тебя полюбоваться! — прокричал один из них.
— Наша ведьма и наряд себе соответствующий подобрала! — воскликнул его друг.
— Пожалуйста... — слезы стали душить Еву, — отпустите меня!..
Но в ответ получила новую порцию злого смеха.
Перед глазами поплыло, звуки смешались в глухой гул, воздух словно вмиг испарился. Ева вдруг ясно поняла, что погибнет, если останется здесь. У нее больше не было сил это выносить: насмешки и уколы подростков и, главное, того, кого так бескорыстно любила и боготворила, больно ударили в самое сердце. Казалось, еще немного, и оно разлетится на куски.
Ева не знала, сколько времени продолжался этот ад. В какой-то миг ее начали толкать из стороны в сторону, грубо насмехаясь и дергая то за одежду, то за волосы. Но вскоре кому-то, видно, это наскучило, потому что в клубе вновь заиграла музыка. Ева оторопела. Слова песни обрушили на нее воспоминание, от которого она старательно хотела избавиться весь день — ее последний сон. Песня, игравшая в клубе, показалась знакомой потому, что именно ее она слышала во сне; именно под эту мелодию упали маски псевдодрузей.
На секунду перед глазами Евы возникла комната, которую она видела во сне. Боже, как она похожа на помещение, в котором Ева сейчас находилась! Лишь на секунду она увидела своих молодых односельчан после того, как они сбросили маски. Девушка посмотрела на ухмыляющегося Олега, и черная дыра предстала перед глазами.
«Пытаясь стать теми, на кого хотим быть похожими, мы рискуем стать никем», — как отголоски эха, прозвучали в голове Евы слова, услышанные во сне.
Словно пелена спала с глаз. Только теперь, стоя перед деревенской молодежью, слыша эту музыку, Ева поняла смысл приснившегося: те, кого она превозносила, на самом деле никто, размытые картинки. Они спрятали себя под масками «элиты», но эти маски стерли настоящие лица. Сон Евы был предупреждением. Жаль, что она поняла это так поздно.