В купе с нами ехала пожилая пара. Они принялись стелить постель, как только тронулся поезд. Я поспешил выйти в коридор. От пыли у меня сразу же начинался аллергический насморк, а мне не хотелось всю дорогу сидеть перед Валерией Викторовной с красными глазами и мокрым носом. Валерия Викторовна последовала их примеру и тоже расстелила себе постель. Я зашел обратно в купе и, не объясняя причин, попросил ее сделать то же самое и для меня. Ее реакция стала для меня полной неожиданностью, она разозлилась. Тогда я залез на верхнюю полку и вскоре уснул.
Мы уже подъезжали к вокзалу. Я не успел умыться, она меня не разбудила. Не так я представлял себе эту поездку, я думал, мы будем пить чай с лимоном и разговаривать всю ночь напролет. Я даже собирался посвятить ее в тайну Братства. А вышло все наоборот, мы не перекинулись и парой слов. Я не понимал, в чем дело и что именно ее так разозлило. Она злилась на меня и в отеле, и в поезде тоже. Для этого должна была быть какая-то причина. Скорее всего, ее злило то, что я не поставил ее в известность о своем приезде в Днепропетровск, и, стало быть, ситуация была вне ее контроля. А в поезде… у меня была только одна версия — сама перспектива выполнения одной из простейших женских функций привела ее в бешенство. Она любила все контролировать и быть абсолютно свободной и независимой. Таким образом, мой сюрприз с поездкой ей не понравился. Но она же сама часто называла меня инфантильным ребенком, а так я был хозяином положения, я самостоятельно принял это решение, я поехал с ней и в то же время совершенно от нее не зависел. Мне было, где жить и что есть. Но как ни странно, именно это ей и не понравилось. Вот и пойми этих женщин. Когда-то на остановке она сказала мне, что мужчины желают лишь одного — подчинить себе женщину и сделать ее своей собственностью. Других целей и желаний у мужчин нет! Тогда я в очередной раз не понял, о чем это она. И я был в корне с этим не согласен!
Первый, кого я увидел на перроне, был Евгений. И, конечно же, он встречал ее. При виде меня он не сумел скрыть своего удивления, но все равно любезно пригласил подвезти. И хоть мне было по дороге, я так же любезно отказался и, не дожидаясь Валерию Викторовну, отправился в сторону метро.
После этой поездки я еще долгое время не появлялся у нее, не писал ей и не звонил.
XVIII
Прошло полгода, как я вышел из Братства. Вышел — это громко сказано! Я просто перестал посещать лекции, как внутренние в своей группе, так и лекции г-жи Марины. По сути, я состоял в Братстве, только чтобы иметь возможность регулярно видеть ее. Мне было бы вполне достаточно ходить только к ней. Но правила Братства исключали такую возможность, обязывая ходить и на другие лекции, предписанные каждой группе слушателей. Ходить выборочно или выбирать лектора также не разрешалось. И мне начало казаться, что я попусту теряю там время.
На своем новом и первом месте работы я поставил себе цель — продвижение по карьерной лестнице. В связи с дополнительными обязанностями, которые я на себя взял, на меня навалилось много работы. Времени на себя оставалось совсем мало или не оставалось вовсе, поэтому тратить его на внутренние лекции, на которых я откровенно скучал, не было никакого смысла. Почему я не мог просто видеть Марину Мирославовну, почему для этого я должен был делать то, чего делать мне не хочется? Из-за постоянных повторений и громких фраз об ученичестве, великих учителях и стремлении к свету я уже не просто скучал на этих лекциях, они начали меня раздражать. Когда я пропускал подряд несколько занятий, а затем приходил на одно из них, призывы спасти и изменить мир казались мне пафосными и надуманными. Как-то после длинного перерыва я пришел на одну из своих внутренних лекций с опозданием и услышал, что миссия спасения мира возложена на наше Братство и что ему в этом способствуют какие-то высшие сущности. Эта лекция и стала для меня последней. Тогда-то я и покинул Братство.