Дома я умылся и тут же отправился к себе в комнату. С собой в кровать я захватил распечатку и книгу. Лекции по психоанализу я положил рядом на подушку, а начал, конечно же, с романа Валерии Викторовны. Прочел его быстро, но потом очень долго не мог уснуть. Она не обманула, когда сказала, что это сплошное излияние чувств. Страстное излияние!
VII
После того как Валерия Викторовна пригласила меня к себе в гости, я часто бывал у нее, и мы очень сблизились. Панибратства я себе не позволял. Возможно, я выглядел чрезмерно стеснительным и нерешительным, но это была моя принципиальная позиция. Я всегда держал себя в рамках и не позволял себе никаких вольностей. Меня так воспитали. А здесь женщина, которая старше и по возрасту и по положению. Я обращался к Валерии Викторовне исключительно на «вы», и мне абсолютно не хотелось что-либо в этом смысле менять. Я не мог себе другого даже представить. Такое обращение сохраняло между нами дистанцию, и оттого она становилась еще желаннее. Даже вечером в постели, в своих фантазиях я обращался к Валерии Викторовне по имени-отчеству и на «вы». Мне нравилось все, что я при этом чувствовал, и нравилось, как я это чувствовал. С девушками-ровесницами я не испытывал ничего подобного. С ними у меня все было куда прозаичнее. Настоящую страсть во мне вызывали только женщины старше меня. Почувствовав эту страсть однажды, в ранней юности, я все время ее искал. И, хотя страстное чувство брало верх над разумом, я был счастлив оттого, что узнал о его существовании.
Теперь я был влюблен сразу в двух женщин старше меня. Влюблялся я всегда, сколько себя помню. Влюбленность делала мою жизнь яркой и заоблачно приятной, весь мир вокруг тут же преображался. Все, что в обычном состоянии доставляло мне неудобства, во влюбленном превращалось в радость. Когда я впервые влюбился, а это была моя вожатая, я полюбил и тихий час, и ходьбу строем, и купание по свистку, потому что во всем этом была она. Университет, в котором я находился больше по необходимости, нежели по зову души, с появлением Валерии Викторовны превратился для меня в место нашего знакомства. Я даже стал радоваться всему, что раньше меня раздражало: многочисленным ступенькам, пыльным подоконникам, расписанию с ошибками, вечно закрытым аудиториям и разным корпусам, в которые часто нужно перебегать. Никогда не подумал бы, что в университетских стенах можно испытывать нечто подобное. И теперь весь университет для меня заключался в ней, его я полюбил в ней, в Валерии Викторовне.
У Марины Мирославовны было Братство. Оно было ее неотъемлемой частью, крепостью, которая являлась убежищем от реального мира. И она была главной частью Братства, по крайней мере, для меня. Входя в Дом, я попадал в совершенно другой мир, необычный и тайный. Я еще не был способен охватить его целиком, но та видимая его часть, которая была мне доступна, начала приносить моральное и эстетическое удовольствие. Я уже привык к этому миру, и мне хотелось пребывать в нем все чаще и все дольше. Но Дом был нужен мне только вместе с ней. Без нее он не имел для меня абсолютно никакого значения. И в то же время для нашей будничной жизни это было настоящим приключением, привлекательным, изысканным, интригующим. При этом я совершенно не испытывал неприязни к реальному миру. Я не собирался от него отгораживаться. Отнюдь. Я был открыт и дружелюбен, быстро находил общий язык с окружающими меня людьми, отлично приспосабливался к различным ситуациям. Правда, вне стен Братства, на улице, я все чаще стал замечать невежество, грубость и хамство. Также я стал замечать печаль и усталость на лицах прохожих и пассажиров в транспорте. И еще я обратил внимание на привязанность людей к материальным благам, ко всему внешнему. Все чаще я отказывался от приглашения друзей провести время в каком-нибудь из столичных клубов. Мне это стало совершенно неинтересно. Я жил встречами и ожиданием встреч с г-жой Мариной и проводил бы в Братстве все свободное время, если бы вот так вдруг, нежданно-негаданно в моей жизни снова не появилась Валерия Викторовна.