− Слышишь, Алексей? Честность и порядочность станут пережитком! Россию-Матушку хотят сделать безнравственной девкой! Дальше ещё страшнее. «Хамство и наглость, ложь и обман, пьянство и наркоманию, животный страх друг перед другом и беззастенчивость, предательство, национализм и вражду народов, прежде всего вражду и ненависть к русскому народу, - всё это мы будем ловко и незаметно культивировать…»
Алексей Иванович с трудом сдерживая отвращение к услышанному, чертыхнулся.
Степанов глянул поверх очков:
− О чём ты, Алексей?
− Всё о том же, Арсений Георгиевич. – Прежде инквизиция сжигала на кострах прозорливцев, чей разум опережал время. Теперь даллесы по их методике разрабатывают программу одичания народа.
− Нет, Алексей, всё это пострашнее средневековых костров. Тогда за разум расплачивались единицы. Теперь стараются в пепел превратить весь русский народ… Но дослушай. Мне кажется, здесь вот - о тебе. «И лишь немногие, очень немногие будут догадываться или понимать, что происходит. Но таких людей мы поставим в беспомощное положение, превратим в посмешище. Найдём способ оболгать их и объявить отбросами общества…»
Арсений Георгиевич задрожавшими руками швырнул книжонку на столик. Дышал тяжело, будто только что проделал тяжёлую работу. На глыбистом его лбу багрово проступил давний, с времён гражданской войны, рубец, - памятный след белогвардейской сабли.
− Погоди, маленько, отдышусь, - сказал он. Достал из нагрудного кармана тюбик, бросил в рот таблетку. – Трудно сердцу выдержать такое… - Прикрыв глаза, он сидел некоторое время в неподвижности, расслабив руки, наконец, глубоко вздохнул, прокашлялся, высвобождая голос.
− Даллесовскую задумку хаоса в России, - заговорил он медленно, - готовились осуществить сорок лет. И вот сотворили – хуже Смутного времени!.. Поражаюсь, как точно просчитал Даллес эволюцию нашего партийно-государственного устройства. В сильных сторонах государственной системы, возвысившей Россию, давшей нам возможность выстоять и победить, он разглядел возможность будущего её саморазрушения. Да-да, достоинства, продолженные за границы разумного, неизбежно оборачиваются в свою противоположность! Такова диалектика, Алексей. Созданная государственная структура подходила под крупную исторически мыслящую личность. Сталин был такой личностью. Собственно, под себя он и создавал всю партийно-государственную систему. Но что по силам Атланту, не смогли удержать Кариатиды.
На одном из заседаний Политбюро Сталин с горечью проворчал: «Умру, как слепые котята будете тыкаться…». Горечь хотя и была обращена к самому себе, при жизни самовластные личности преемников себе не готовят, - да разве легче от того?.. На инерции набранного движения всплыл Никита Сергеевич Хрущёв. Комичная и трагичная для судеб страны фигура! Не обладая государственной мудростью, но имея взрывной характер, стал он бросать страну из крайности в крайность. И целина, и раздел обкомов. Совнархозы и 25-тясячники на селе. Кукуруза чуть не до Полярного круга. Комплексы-дворцы для коров и тут же ликвидация подворий у колхозников. Коммунизм за 20 лет и обсуждение - чуть ли не на Пленумах! – сугубо житейского вопроса, сколько костюмов должен иметь советский человек! – таким предстал миру Хрущёв, Генеральный секретарь могущественнейшей из партий!..
Но трагизм бурного его властвования был в другом. Скажу, Алексей, свою догадку, недалёкую, как мне думается, от истины. Возможности разрушения России Даллес предполагал. Никита Хрущёв показал, как Россию можно разрушить. Не по умыслу, конечно. По неразумению продемонстрировал всему миру ахиллесову пяту нашей партийногосударственной системы. Крепость её обеспечивалась двумя факторами: с одной стороны личностными качествами высшего партийного руководителя, его прозорливостью, самоотречённым служением государственному благу; с другой – доверием, больше, верой народа в мудрость своего вождя. Что показало семилетнее правление Хрущёва? Абсолютную власть его, как генсека, и полную, почти полную неспособность проглядывать на два шага вперёд государственную политику. Что ни проделывал Хрущёв со страной, сообразуясь только с порывами своих настроений, всё – любая дикость! – принималось. И - самое страшное – неукоснительно, вопреки очевидной несообразности, исполнялось сверху донизу, по всей партийногосударственной структуре. В народе сначала приняли новизну его действий, потом задумались, потом отчурались. Но система действовала! Действовала безотказно, демонстрируя миру невероятную покорность российского люда далеко не мудрому вождю.