− Андрейкой!
− А меня Зоей Гавриловной. – Вот, если бы ты помог мне с моими библиотечными делами, ты точно сделал бы доброе дело!..
В круг добровольных помощников Андрейка не вошёл, - с не понятным упрямством сторонился он говорливой девчоночьей суеты, которой почти всегда наполнена была библиотека. Но Зоя чувствовала: какая-то ниточка то ли любопытства, то ли признательности за оказанное ему внимание, уже привязала Андрейку к ней. Теперь после уроков он сам приходил, спрашивал:
− Можно, я у вас посижу?..
Брал какой-нибудь журнал, вроде бы безучастно листал, рассматривал картинки, а сам всё поглядывал, следил, как Зоя Гавриловна раздаёт учебники, книжки, говорит, наставляет, смеётся и, когда ребячья хлопотня спадала, все расходились, подходил к столу, смущённо теребя пуговицу на короткой в рукавах курточке, просил:
− Почитайте что-нибудь, Зоя Гавриловна!..
Зое, уже утомлённой суетой дня, хотелось сказать: «А что же ты сам, миленький? Ты же умеешь читать!..» Но порвать связавшую их ниточку она себе не позволяла. Усаживала Андрейку в уголок поудобнее, стараясь пробудить в нём сопереживание, читала про Гвидона и Бабариху, про Старика и Золотую рыбку, про Конька-Горбунка. На каком-то интересном месте вдруг замолкала, передавала ему книжку, говорила:
− Дальше дочитаешь сам. Хорошо? В следующий раз начнём другую!..
Андрейка уносил домой то «Дядю Стёпу», то «Человека Рассеянного», то «Мистера-Твистера», приходил уже с глазами оживлёнными, даже, что-то запомнив, вслух проговаривал смешные стихи, нетерпеливо ожидая увидеть на лице Зои Гавриловны ответную улыбку.
Зоя, чувствуя доверчивость Андрейки, вела его дальше – к Жюль Верну, к благородным индейцам Фенимора Купера, к возвышающей нравственности Гайдара.
И когда однажды снова заявилась к ней Кира Борисовна, и с удивлением, с каким-то даже недоумением высказалась:
− Что вы сделали с Андреем Бедаревым?! – Зоя даже растерялась, испугалась за что-то натворившего Андрейку. Но Кира Борисовна, пожав острыми плечами, сообщила:
− Не узнать дебилёнка! Таким разумником стал, ну и ну!..
У Зои отлегло от сердца. А вскоре на большом библиотечном окне, покрытым густым морозным инеем, увидела она размашистую, с огромным восклицательным знаком, надпись:
«Пусть всегда будет Зоя Гавриловна!..»
Так отблагодарил её Андрейка за свою просветлённую душонку.
В это день Зоя пришла домой в состоянии необычном. Разделась неслышно, с задумчивой улыбкой вошла в кухню, поставила на газ кастрюлю с приготовленным поутру ужином. Переоделась в домашний халатик, умылась. Вытирая полотенцем руки, всё так же задумчиво улыбалась. Потом уж позвала Алексея Ивановича к столу. Кормила заработавшегося, молчаливого Алексея Ивановича, ждала терпеливо, когда он, наконец, заметит необычность её состояния. Он-таки заметил.
− Ты сегодня словно именинница! – сказал он, посмотрев вопросительно. – У тебя радость?..
Зоя зажмурилась, смешно наморщила нос, как девчонка, не умеющая сказать о переполнявших её радостных чувств, молча кивнула. Поднялась, налила Алексею Ивановичу и себе чаю, стараясь не выглядеть хвастливой, рассказала про Андрейку.
− Понимаешь, Алёшечка, мальчишка такой вот – оторви да брось. И вдруг как лучик засветился! И эта вот надпись на окне! Духу не хватило сказать мне на ушко. А вот так, чтоб вся школа увидела, не побоялся… Неудобно! И как-то радостно. Ведь я ничего в сущности не делала. Это всё книги. Понимаешь, Алёша, книги!..
Зоя, опустив глаза, в смущении чертила пальцем кружочки на столе, боясь, что Алёша может понять её не так, как надо. Но Алексей Иванович слушал, он был взволнован её рассказом.
− Понимаешь, Алёша, эта надпись на стекле… От такого бедового мальчишки… ты понимаешь?..
Зоя не находила слов выразить значительность переживаемого ею. Но Алексей Иванович понимал её и мысленно благодарил безвестного мальчишку, высветившего последний смутный уголок их семейной жизни.
И когда через какое-то время Зоя в задумчивости, в какой-то даже чувствуемой обидой сказала:
− Алёша, а почему ты никогда ничего мне не прочитаешь, не расскажешь о том, что пишешь? – он не посмел обидеть её встречным вопросом:
− Ты же ни разу о том не просила!
Он прошёл в комнату, взял давно написанную главу о первой ещё предвоенной встрече юного своего героя с деревенской восторженной и смешной девчонкой Зойкой, о встрече, где уже проглядывала будущая их судьба, ничего не объясняя, сел за стол, стал читать. Когда дочитал, взглянул стеснительно на Зою, увидел: глаза её мокры, зубками она покусывает подрагивающие от волнения губы. Отирая ладошкой щёки, сглатывая в торопливости слова, она пролепетала: