− Смотрю, ты не только глупая, Лорка!.. Да пора бы тебе, завидущей понять: чтобы слюбиться с Алексеем Ивановичем, надо быть тётей Зоей!.. А ты – Лорка, губы крашеные. Была с рождения «всё себе», так и осталась… Ух, ты! Забудь про дурь свою!..
Молчание наступило в доме. Алексей Иванович, в растерянности даже потёр себе лоб: трогательная битва Зойки за свою любовь удивила, как-то даже растревожила.
В размеренности устоявшейся семейной жизни он не задумывался, что стоило порывистой, полной чувств Зойченьке его каждодневное уединение, его прикованность к столу. Ведь приходилось ей оберегать рабочие его часы не только от назойливых телефонных звонков, самоотречённо оберегала она его уединение от самой себя, от своих томящих её желаний и порывов!
Её преданность, смирение, терпение, о которых он знал, которые и принимал, как необходимость семейной жизни, как бы даже придавили его покаянным чувством. И пока мысленно он винил себя, приглушённо, уже из другой комнаты, донёсся встревоженный голос Зои:
− А где же Алёша?..
Хлопнула дверь, послышался быстрый топоток ног по ступеням с моста к крыльцу. Не обнаружив Алексея Ивановича под черёмухой, Зоя обежала вокруг дома, появилась у машины. С лицом обиженного ребёнка всунулась внутрь, выговорила:
− Думала к Волге ушёл! Один!.. – подняла голову, заглянула в глаза. – Ну, поцелуй меня!..
Алексей Иванович огладил её волосы, поцеловал в горевшую возбуждением щёку.
− В губы, - потребовала Зоя. Он благодарно прикоснулся губами к мягкости её губ.
− Ну, вот, - успокоено сказала Зоя. – А я запереживала!..
Алексей Иванович, не зная, как ещё выразить свою растроганность, шепнул в пылающее ухо жены:
− Ты, хорошая, Зойченька. Я очень тебя люблю…
2
Деревенское гостеванье всегда говорливо: собираясь по-родственному или по-соседски, каждый в любопытстве вникает в жизнь чужую, торопится рассказать свою. Откровения обретают характер общий и тут уж слушай не слушай, а говорить не мешай!
За Васёнкиным столом в молчании пребывали только двое: Витька - Витенька, ныне Виктор Гаврилович, да Алексей Иванович.
Виктор от жары, может от привычки не слишком выказывать особое своё положение, скинув китель с погонами полковника, сидел подомашнему, в майке, туго обтягивающей крупное, натренированное тело, охотно чокался гранёной стопочкой, выпивал, всех слушал, но речей не говорил. Один раз, правда, коснувшись рюмки, которую держал в своей руке Алексей Иванович, сказал глуховато:
− За твои успехи, Алёшка! – дав понять, что прошлое помнит.
Алексей Иванович тоже помалкивал, но с живейшим интересом слушал всех.
Возбуждённый встречей и едой, общий разговор однако, не застрял на сельских житейских событиях.
Васёнка сама вывела разговор за пределы обычной застольной беседы. И, как понял потом Алексей Иванович, к тому был у неё свой умысел: хотелось ей поверить свои мысли-горести мыслями Алексея Ивановича, имя которого произносилось неизменно с уважением в области, даже в столице, печатно и – что особенно располагало Васёнку – устно, в дорожных, гостиничных и прочих случавшихся беседах, передающих, как знала она по опыту, более независимо, а потому и более точно истинное отношение людей к тому или иному человеку, живущему на виду.
Из Зойкиных откровений в дни её гостеваний, она в общем-то представляла как и чем живёт любый ещё с давних пор своячок Алёша, теперь не терпелось ей вызнать, что же думает он, уважаемый Алексей Иванович Полянин, про нынешнюю далеко не по правде складывающуюся жизнь.
Он понял всё это потом, а пока, отстранившись от стола, слушал с всё возрастающим интересом рассказ Васёнки о том, как добывала она понадобившиеся колхозу автоцистерны, не в своей безмашинной сельхозтехнике, а у самого, аж, министра!
Рассказывала Васёнка с юморком, проглядывала в котором и притаённая горчинка, и слушать её было наслажденье.
− Всякое дело с нужды начинается, - рассказывала Васёнка. – Вот у нас. Кормов из-за летних непогод недобрали. Зима-зимушка затянулась. А молочко городу во всяки дни, что в лето, что в зиму, вынь да положь!.. Начальство, что в ответе перед городским народом, тоже в беспокойстве, тоже понимает, что у коровы молочко на языке. Дали разнарядку на барду. Да на мальтозу. Дать-то дали, да тут же, как это у нас заведено, телегу поперёд лошади поставили. – пивзавод-то в городе, сто с лишним вёрст от наших коровушек. На бортовке барду разве довезёшь!.. Прикидывали так и сяк, только видим, без цистерн этих самых на колёсах, коровок наших и выделенной подкормкой не усытить. Потолкалась по областным управлениям, - толку ничуть!