— А кто драться будет? — поинтересовался Назир.
— Ну я могу, — ответил Чугун с той же наглой, белозубой улыбкой.
— Ничего план, Кирилл Борисович, — одобрила Лена.
— Хорошо, веселая идея, поединок, — Рома кивнул, — а если подстава какая, то тогда все вместе уже…
— Да, тогда я могу один со всеми не справиться, — Чугун уже громко смеялся, — тогда все вместе.
— Это решили, значит, — Рома поправил очки. — Оля, а где Тишин сейчас может быть?
— С лимоновской охраной, конечно, — ответила Ольга К., — они бухают, а он, трезвенник, смотрит за ними…
Все засмеялись.
— …От «Алексеевской» на трамвае можно доехать, — договорила. Ольга.
— Отлично, поехали тогда. Прямо сейчас.
В ларьке на темной заблеванной кем-то трамвайной остановке Рома, Лена и я закупились коктейлями «Ягуар» — для поднятия настроения.
— Кирилл Борисович, взять тебе? — спросил Рома.
— Нет, — ответил Чугун угрюмо. Он был сосредоточен.
— Правильно, — Рома хлопнул его по плечу, — заслуженному партийцу Толе не каждый день выпадает возможность по ебалу съездить. Так что готовься, да…
Чугун молчал всю дорогу, пока в трамвае ехали. Рома попивал «Ягуар», смотрел в окно.
— Че, Леха, — он внезапно обернулся ко мне, держась двумя руками за поручни, — как на охоте, блин…
— Ага, вроде того…
— Все, приехали, — подсказала нам Ольга.
— Выдвигаемся! — Рома толкнул Чугуна в плечо, — Кирилл, выходим. Только не говори, блин, что ты Тишина бить передумал. Человеком настроения не будь!
Кирилл посмотрел на него сосредоточенно, а потом улыбнулся.
От трамвайной остановки ходьбы было минуты две. Мы остановились под хрущевкой. Домофона в подъезде не было. Вокруг — ни души.
Рома тихо начал инструктаж:
— Так, Кирилл, иди давай наверх, вызывай Тишина на поединок. Если он выходит один, забивай его в асфальт прямо тут, сразу. Если их несколько будет, то мы их заливаем из «ударов» и забиваем в асфальт всех. Ясно?
— Понятно. Ну, я пошел.
— Иди.
Коренастая фигура Чугуна в зеленой бундесверовке и белых джинсах пропала в подъезде.
Мы встали сразу за дверью:
— Тише! Приготовились.
Я снял «удар» с предохранителя. Назир сделал то же самое.
Мы ждали минут пять.
Потом подъезд распахнулся, из него вышел Чугун. Один. Он смеялся.
— Кирилл, а где Тишин? — строго спросил Рома.
— Там, наверху.
— А почему не тут?
— Он сказал, что не пойдет никуда.
— Как не пойдет?
— Сейчас расскажу. Слушай. Я позвонил в дверь. Толя открыл. Я думаю: «Шансов на отступление нельзя оставлять». И сразу, с порога: «Толя, ты пидарас».
— Та-ак. А он?
— А он ничего. Смотрит на меня телячьими глазами и бормочет: «Я не буду с тобой драться».
— Блять, мерзость какая!
— Я ему: «Ты, чмо, пошли на улицу». И леща отвесил. А он: «Нет, Кирилл, не пойду».
— А охрана лимоновская что?
— Они с кухни даже не вылезли. Не в состоянии уже.
— Днище ебаное Тишин этот, — Рома покачал головой, — заместитель лидера Партии, блять.
— Я ему еще затрещину дал, говорю: «Толя, ты жалок, блять, иди, сука, на хуй». Пиздец, короче. Дай «Ягуара», что ль, ебану, может, полегчает, — Кирилл продолжал смеяться.
— Блин, Кирилл, я даже не знаю, что сказать. Я всякого ожидал, но не такого. Тишин даже мои ожидания скромные превзошел.
Чугун сделал большой глоток из Роминой банки.
— Н-да, блин. Ну ладно, не получилось поединка. Хуй с ним, в следующий раз, — Рома махнул рукой. — Поехали к нам на Кузьминки, итоги дня обсудим…
— Погнали, Рома, — Чугун все еще хохотал.
Кирилл погибнет через двенадцать лет в Сирии. Погибнет за то государство, с которым поклялся бороться.
Охота на Тишина началась с мрачных типов в «Кафетерии».
А ведь на самом-то деле Тишин, его приятели из лимоновской охраны, часть партийного руководства и многие члены НБП даже в лучшие времена были такими же вот бичами.
Мы, исполком Московского отделения, мечтали раз и навсегда уничтожить традиции российской государственности, хотели построить совершенно новое общество с чистого листа. Ведь по-другому в России нельзя, тут надо жечь все.
А те, с ними все иначе. Они готовы были вписать свои существования в более брутальное, более милитаризированное государство, чем то, которое они видели в 90‑е. Раскол НБП середины 2000‑х годов объясним, в те времена Путин заявил о новом патриотическом курсе, о возрождении государственного величия. Противников власти кремлевские пропагандисты начали называть «пятой колонной» на службе у Запада. Уже тогда часть партийцев предпочла революции показное величие нефтяной империи. От консервативного поворота Партию удерживали несколько десятков честных нацболов Московского отделения и еще десяток достойных регионалов. Мы врывались в кабинеты чиновников, дрались там с ОМОНом, молчали на допросах и говорили «Да, Смерть!» из-за решеток, когда судьи просили нас выступить с последним словом.