— Тебя пошлют назад?
Ник кивнул.
— Завтра. Кто-то должен обезопасить пролив Бука и предупредить вас, ребятки, до того как японцы доберутся до Щели. И вытащить ваших пилотов из запоя. — Он ухмыльнулся. — В общем, мальчики вонзят копье Карлайлу в спину, если я не вернусь и не разберусь.
— Мальчики?
— Местная полиция, — отхлебнув пива, пояснил Ник. — И несколько человек с плантации.
— Ты плантатор?
Береговые наблюдатели5 занимались разношерстной волонтерской работой. Они знали острова лучше всех. Говорили на местных языках. Таннер знал, что большинство были плантаторами. Или колониальными чиновниками. Некоторые миссионерами. Даже немецкими миссионерами, потому что в Тихом океане правила были разными. Как и враги.
— Карлайл, — ответил Ник. — Мой отец получил работу на его плантации, когда мне было восемь, а потом его свалила малярия. Карлайл меня оставил.
— Да?
Опять эта улыбка. Мимолетный всплеск эмоций.
— Особо выбирать не приходилось. Я мчался в кусты всякий раз, когда он пытался всучить меня миссионерам.
Таннер захохотал над внезапно возникшим образом тощего упрямого белого мальчика, что сбегал в джунгли. Но смех стих, а улыбка померкла. Стоявший перед ним мужчина прятался в тех же джунглях, только в этот раз на него охотились японцы.
— Спасибо за пиво, приятель.
Ник поставил стакан на барную стойку и очень долго вглядывался Таннеру в лицо. И Таннер все понял. По разряду электричества в воздухе. По молчанию. По заданному безмолвно вопросу и без единого звука данному ответу. Всего за несколько секунд. И все это время Таннер задерживал дыхание и только сейчас сумел выдохнуть.
— Хочешь, пойдем туда, где потише? — спросил Таннер.
Взор Ника не дрогнул.
— Да.
Они вышли на улицу и зашагали нога в ногу.
Добрались до береговой линии и уселись на пляже посреди мотков колючей проволоки и заложенных песком пулеметов. Уже вечерело. С океана долетали порывы сильного ветра и охлаждали влажную от пота кожу Таннера. Свет был золотистым, тени длинными, а небо прекрасным. Над бухтой Магнитного острова6 нависали розовые и оранжевые пушистые облака.
Таннер посмотрел на север, на горизонт. Там проглядывались другие острова, названий которых он не знал. Казалось, они не были столь же холмистыми, как Магнитный остров, но, наверно, в том заключалась хитрость расстояния.
— Я давно тебя не слышал, — скручивая сигарету, произнес Таннер, отвернулся от ветра и, прикрыв сигарету руками, прикурил. — Думал, ты погиб.
Ник разглядывал горизонт.
— Несколько раз я и сам так думал.
Таннер провел пальцами по песку. Стоило закрыть глаза, он тотчас же возвращался на крошечный остров. К запаху океана. К привкусу соли на губах. К скрипу и визгу радиопомех.
— Ты занимаешься опасным делом.
Не сводя глаз с горизонта, Ник улыбнулся.
— Ты читал эту историю? Про быка Фердинанда?
— Конечно, — откликнулся Таннер. Он помнил эту историю и красные иллюстрации. — И что?
— Это мы. За несколько лет до начала войны Фельдт прибыл на острова, привез нам радио и сказал, что мы похожи на быка Фердинанда. Мы так и поступаем: сидим под деревьями, нюхаем цветы и наблюдаем за окружающим миром. Пока нас не ужалят.
Смакуя аромат океана, Таннер медленно вдохнул.
— А что случится, когда вас ужалят?
— Мы сопротивляемся. — Он улыбнулся, но улыбка быстро угасла. — Но в основном сидим и нюхаем цветы.
Таннеру не удалось вообразить такую возможность на оккупированном японцами острове.
— Сестра читает эту книгу племяннице каждый день. Она обожает Фердинанда.
Интересно, Ник действительно считал, что после окончания войны он сможет вернуться к цветам? Или все простые удовольствия уже стали недоступны? Очень хотелось спросить, но Таннер смолчал, лишь разглядывал горизонт вместе с Ником и гадал, о чем же тот думал. Их острова находились всего в нескольких километрах друг от друга, но отличались кардинально. На Таннера не охотился никто.
Пока что.
На крошечной радиостанции острова их было пятеро. Работа была скучной. Размеренной. Они по очереди сидели возле радио и играли в мяч на пляже. Самое ужасное — это ненадежность поставок. К тому же они никогда не получали то, о чем просили. Иногда казалось, будто война про них забыла. Подумаешь, какой-то малюсенький островок, какие-то мужчины. Иногда казалось, будто про них позабыл весь мир.
Если б периодически не проезжали патрульные судна и не пролетали самолеты, — если б не парень Голубое Небо — Таннер тоже позабыл бы обо всем мире.
«Доброй ночи, американцы».
Доброй ночи, парень.
Таннер бросил взгляд на Ника. Он все еще смотрел на горизонт, — возможно, неосознанно — и в его ресницах путались солнечные лучи. Светилось все его лицо. «А он... привлекательный», — подумал Таннер. Или был бы привлекательным в каком-то другом месте, при других обстоятельствах. Ник относился к типу молодых людей, которых Таннер замечал, но не добивался. Дома Таннер посчитал бы его слишком молодым. Мужчины в возрасте Ника, которые недавно были мальчишками, не умели соблюдать осторожность. И могли стать проблемой.
Сейчас все это не имело значения. Ник был береговым наблюдателем на оккупированном японцами острове. Сколько раз он смотрел в лицо смерти? Видимо, немало, и от этого бремени мальчишеские черты затвердели. Вокруг губ и в уголках глаз залегли крохотные морщинки. Он был слишком худым. Бдительным. Война уже оставила на нем свой след. Его улыбка, подобно молнии, появлялась на долю секунды и тут же исчезала.
— Значит, — тихо заговорил Таннер, — завтра ты уезжаешь.
— Завтра, — повторил Ник и перевел взгляд на Таннера.
— А до отъезда какие планы? — спросил Таннер, и пульс его ускорился.
Ник смотрел на него неотрывно.
— До отъезда я хочу идеально провести ночь.
Таннер не спеша провел пальцами по песку и коснулся ладони Ника. Ник прильнул ближе. И опять, не проронив ни слова, они поняли друг друга, кусочки головоломки заняли свои места и превратились в нечто цельное и новое.
Таннер улыбнулся.
— Ну, это мы можем.
***
Когда они вернулись на Флиндерс-стрит, уже начало смеркаться. Банки уже закрылись, пабы еще работали, а на тротуарах не иссякал поток пешеходов. Большинство были американскими солдатами-срочниками с зачесанными назад волосами, свежими лицами и сверкавшими в предвкушении глазами. Они искали веселья, но, скорее всего, отыщут лишь неприятности. Военная полиция уже вышла на улицы и наряду с местной полицией внимательно следила за происходящим.
Перед валютным банком Таннер и Ник пересекли улицу, купили в киоске хот-доги и уминали их под пальмой неподалеку от ручья Росса. Ник никогда раньше не ел хот-догов, и такая нелепица Таннера рассмешила.
— Правда, — вытирая горчицу с подбородка, сказал Ник. — Первый раз пробую!
И хот-доги, и кофе, и кока-колу. В Таунсвилл прибыло много американцев, и специально для них открылась целая куча заведений.
По ту сторону ручья Таннер разглядел пабы, а на востоке, где устье ручья впадало в океан, — склады и пристани. Порт.
— Чем ты занимаешься? — с любопытством спросил Ник. — Я имею в виду дома.
— Я учитель, — ответил Таннер.
Говорить об этом было странно, он будто бы лгал. Какого черта забыл учитель среди всего этого безобразия?
— Слушай. Tanner i stap wanpela tisa.
От австралийского акцента не осталось и следа. Точно так же говорили туземцы, которых Таннер встречал на Гуадалканале. Невысокие смуглые мужчины, сошедшие со страниц географического журнала, тянули руки к табаку и шоколаду, а потом вновь испарялись в джунглях.