Выбрать главу

Я чувствую себя атакованной всей любовью, которая меня окружает. Я чувствую себя жертвой, будто сама любовь издевается над моей болью, радостно вонзая в меня отравленные ножи.

Опасность чрезмерно активного воображения. Если бы я не стала писательницей, то сидела бы где-то в мягкой камере, царапая стены.

Когда звонит мой мобильный, я быстро отвечаю, благодарная за то, что меня отвлекают.

— Алло?

— Привет, малышка! Как дела?

Это моя подруга Келли, и ее голос немного слишком яркий. У меня закрадывается подозрение, что в течение следующих нескольких дней, когда я буду обустраиваться, я буду получать много таких веселых звонков от знакомых людей. Они все так хотят, чтобы я двигалась дальше, что это вызывает у меня беспокойство.

Но я думаю, что для них два года прошли с другой скоростью, чем для меня. Законы времени и физики искажаются горем, искривляясь вокруг него так, что одно мгновение можно проживать снова и снова, вечно.

Я говорю Келли: — Если под словом все ты имеешь в виду мою грудь как единое целое, то ответ, увы, — низко.

— Пшш. У тебя лучшие сиськи из всех, кого я знаю.

— Спасибо за этот вотум доверия, но ты работаешь в доме престарелых. Большинство сисек, которые ты видела, потеряли свою упругость во времена администрации Картера.

— Все относительно, крошка. Посмотри на это с другой стороны: если бы ты была голой и должна была наклониться, чтобы что-то подписать, тебе не пришлось бы прятать грудь под мышку, чтобы она не мешала.

Я вспоминаю молоденькую блондинку, чья грудь была настолько упругой, что гравитация не влияла на нее, даже когда она лежала на спине, и говорю: — Это точно повод отпраздновать.

— Сколько времени в Париже? Ты опережаешь меня или отстаешь?

— Я опережаю на шесть часов. Как ты этого не помнишь? Ты же была здесь десятки раз!

Келли вздыхает. — Я уже ничего не помню. Майк постоянно повторяет, что у меня мозг как решето.

— У тебя не мозг, как решето, Келл. У тебя четверо детей, ты работаешь полный рабочий день, а твой муж считает, что домашней работой может заниматься только кто-то с парой яичников. Перестань себя корить.

В ответ Келли говорит что-то, чего я не понимаю.

— Что? Прости, я не слышу, что ты говоришь.

Я слишком озабоченно смотрю на Адониса, который только что сел за стол напротив меня.

Краткий итог для потомков. Или пропустите список и представьте себе жеребца в расцвете сил, который в замедленном темпе скачет по пляжу, его шелковистая грива развевается, как флаг, а глянцевая шерсть сверкает на солнце, и вы получите общее представление.

У него взъерошенные каштановые волосы, спадающие на широкие плечи, расщепленный подбородок, который поразил бы даже Супермена, и грациозные движения конечностей, несмотря на его грозные размеры. Одетый в расстегнутую белую рубашку на пуговицах и выцветшие джинсы, с недельной бородой на угловатой челюсти, с кожаным ремешком на запястье, он излучает животный магнетизм, настолько сильный, что я чувствую его даже отсюда, где сижу.

Очевидно, это чувствуют и все остальные, судя по тому, какую волну осознания вызывает его присутствие у посетителей ресторана. Головы поворачиваются в его сторону, словно их дергают за ниточки.

Но ошеломляющий незнакомец не замечает всего того внимания, которое он привлекает. Все эти брошенные украдкой взгляды, как мужские, так и женские.

Несомненно, он привык к этому. Он — первоклассный стейк, как сказала бы Келли.

Воистину, он сокрушительный.

Если бы вы знали меня, вы бы знали, что это не то слово, которое я использую легкомысленно.

И Боже, о Боже, какие невероятные глаза. Голубее, чем безоблачное небо над головой, окруженные густыми черными ресницами. Они мощные. Пронзительные. Проницательные. И еще какие-то другие сексуально побудительные слова, которые я сейчас не могу вспомнить, потому что ужасное осознание того, что меня поймали на том, что я пялюсь на него, затмило мой мозг.

Он смотрит в ответ.

— Я спрашивала, не была ли ты еще в кафе Blanc, — кричит Келли, так, будто у меня начались проблемы со слухом после того, как мы поздоровались, — Обязательно скажи Анри, что это я тебя послала, иначе он возьмет с тебя двойную плату - он проклятый мошенник!

Последнюю фразу она произносит с любовью. Ничто не приносит ей большей радости, чем крепкие дружеские отношения, которые она завязывает, когда кто-то неудачно пытается ее обмануть.

Во время ее первого визита в Париж, во время учебы в колледже, владелец кафе, считая ее несчастной американской туристкой, завысил цену на ее блюдо. Возникший спор стал чем-то вроде местной легенды. Когда я представилась хостес как подруга Келли, она спросила, хранит ли Келли до сих пор левое яичко Анри в банке на кухонном столе.